Почта 

Почта

На каком берегу которой Яхромы?..

Трагическое детство Ивана Грозного завершилось женитьбой. Выбор невесты производился в соответствие с древнерусскими обычаями и традицией. Из тысячи претенденток царь остановился на Анастасии, дочери умершего окольничего Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина. Она выделялась не только красотой, но и мягкой женственностью, скромностью. Женитьба семнадцатилетнего Ивана Васильевича состоялась 3 февраля 1547 года.

Далее для более четкого понимания предмета обсуждения придется предпринять разбор фактов, касающихся первой половины 1553 года, - периода династического кризиса, вызванного тяжелой болезнью Ивана IV.

Все началось со срочного отъезда царя из-под только что покоренной Казани к жене, ждавшей ребенка. «Едва наступили морозы, Иван поспешил в Троицу, где монахи окрестили его сына царевича Дмитрия»1. С наступлением первых весенних дней Иван Васильевич вдруг занемог «тяжким огненным недугом» (воспалением легких)2. Кончины ждали со дня на день. Естественно, встал вопрос о престолонаследии. Вечером 11 марта 1553 года ближние бояре присягнули на верность первенцу Грозного грудному младенцу Дмитрию. Общая присяга для членов Боярской думы и столичных чинов была назначена на 12 марта»3. Однако в этот день вспыхнул «боярский мятеж»: знать не желала служить «пеленочнику» и «своей сестре». «Среди общего шума и брани тяжелобольной царь дважды обращался к боярам с «жестоким словом». Государевы речи произвели магическое действие на крамольников: бояре все от (...) того государского жестокого слова поустрашилися и пошли в переднюю избу [крест] целовати. В конце концов все присягнули царевичу-младенцу, а сам Иван Васильевич выздоровел, но его душевное равновесие было надломлено»4.

Во внутриполитической борьбе этот эпизод оказался переломным: по выздоровлении Иван IV «поклялся, (...) что никогда не забудет поведения бояр у своего смертного одра»5. Опричнина хоть еще и не родилась, но уже «состоялась» у него в голове.

Находясь «в последнем проблеске сознания», болящий царь «дает обет совершить вместе с женой и сыном паломничество в монастырь недалеко от Кириллова на севере страны, если Бог сохранит ему жизнь»6. К тому же за шесть лет до описываемых событий «во время великого московского пожара» Иоанн уже давал обет «посетить некоторые дальние обители»7. По выздоровлении царь не откладывая (в начале 1553 года) выехал в паломничество. Его сопровождали царица, брат Юрий и сын, а также многочисленная свита. Маршрут пролегал от Александровской слободы через Троице-Сергиевую лавру, Дмитров, Николо-Пешношский монастырь. В основном передвигались по воде8.

Противников этой поездки оказалось предостаточно. Историки по-разному трактуют мотивы сопротивления. Особенно активны были Сильвестр и Адашев. «Быть может, они опасаются, что многочисленные служители Церкви, сосланные в отдаленные монастыри, будут жаловаться царю на его ближайших советников?»9 Не совсем ясна настойчивость Максима Грека. По своей ли инициативе он отговаривал царя? Иван IV встретился с ним в Троице-Сергиевой лавре, откуда начинался путь царской четы в Белозерье (факт встречи документально подтвержден; известно также, что перед этим Максима Грека посетили посланцы Сильвестра и Адашева). При прощании Максим Грек сказал: «Помни, государь, что ты берешь на себя тяжелое бремя. Царевич не вернется в Москву»10. Царь предупреждению не внял.

Дмитров, как и Николо-Пешношский монастырь, основанный в 1361 году, находится на Яхроме. Сколько-нибудь протоптанных дорог, тем более пригодных для передвижения царского поезда, по ее берегам в середине XVI века не было. Поэтому первый краеведческий вопрос: каким путем попал наследник младенческого (полгода) возраста на реку Яхрому? Конечный пункт маршрута известен: «Кириллов монастырь», где царь якобы побывал. Указывается и обратный маршрут, проходивший уже не через Дмитров, а по Волге - через Ярославль и Ростов - и проделанный царем якобы уже без сына.

Известно, что «мамку», носившую наследника на руках, вменялось в обязанность постоянно поддерживать с двух сторон боярам Захарьиным. Где-то и когда-то она пошла по сходням, перекинутым на струг. Поддерживали ли ее в тот момент бояре? Единодушия в свидетельствах на сей счет нет. Не исключено, что «мамка» была достаточно дородной и неловкой. В таком случае ей ничего не стоило упасть в воду вместе с ребенком, несмотря даже и на поддержку. По некоторым сведениям, обоих выловили из воды быстро, но смерть царевича оказалась мгновенной. Это не было «утоплением»: детское сердечко от внезапного холодного купания попросту разорвалось.

Теперь послушаем историков.

«Когда Иоанн вернулся в Москву, в Кремлевском дворце потекли унылые дни. Анастасия тосковала о сыне, похороненном где-то на берегу Яхромы, царь до ночи молился»11.

«Когда он приезжает в Кириллов, то малыш, простудившийся за время изнурительных переходов, внезапно умирает. Больна и Анастасия. Оглушенный горем Иван приказывает немедленно возвращаться (вернулись, как сказано, с гробом сына. - Н. Ф.). (...) В июне 1553 года Дмитрий похоронен в Архангельском соборе в ногах у своего деда, Великого князя Василия III»12.

Анастасия «родила ему (царю. - Н. Ф.) трех дочерей, умерших в детстве, и трех сыновей: Дмитрия, не дожившего до года (кормилица уронила его в реку, когда всходила вместе с ним на царское судно для поездки на богомолье), Ивана (1554), убитого отцом, (...) и Федора»13.

Здесь сразу же возникает множество вопросов, на которые мы уже вряд ли ответим, но которые можем обозначить. Прежде всего: где это произошло? И когда? По пути в монастырь или обратно? Как летом можно было столь долгое время везти в Москву гроб с телом ребенка? Или его привезли позже, а до зимы захоронили на месте гибели? Опять же: где именно?

Жаль, что все известия о трагедии носят чисто «фиксирующий» характер. Домысливать приходится многое, в том числе и по поводу выбора маршрута паломничества.

Был ли маршрут обнародован или оставался секретом для недоброжелателей? Не пролегала ли первая его половина (от Лавры до Дмитрова) по суше, а вторая - по воде (по реке Яхроме)? Исходя из соображений скрытности, водный путь мог начаться у места слияния Яхромы с правым ее притоком Младодевкой или с левым - Комарихой. Наиболее вероятной ближайшей точкой остановки сухопутного царского кортежа, двигающегося вдоль реки, являются окрестности Вышгорода Яхромского. Однако непосредственно у Барановой горы (местоположение Вышгорода) места низинные, да и густо «комариные». С километр ниже по течению низина кончается. И там, метрах в пятидесяти от места впадения в реку ручья Талица, имеется изгиб русла, до сих пор именуемый Могилкой. Достоверных сведений насчет происхождения названия нет. Но оно очень уж «говорящее». Не здесь ли где-то похоронили первого сына Иоанна IV?

Впрочем, это, повторяем, - лишь гипотеза. Определить, был ли Дмитрий похоронен, и если да, то на каком берегу Яхромы, не удается. Более того, остается актуальным и вопрос: на берегу какой Яхромы? Ибо если соединить на карте прямой линией Троице-Сергиеву лавру с Кирилловым монастырем, эта линия пересечет не только Дмитровскую, а еще одну Яхрому - Кашинскую.

Обратный путь, как уже сказано, лежал по Волге - через Ярославль и Ростов. Это могло быть предпринято для сокращения времени возвращения или выполнения обета посетить все значимые монастыри Северной Руси. Вновь спросим себя (ибо основания для подобных вопросов дают нам разночтения источников): возвращались с телом погибшего наследника или без него? Перемещение тела в июне месяце могло происходить лишь при условии, что в караване находился ледник. Да и вряд ли прилично возить покойника по святым местам... Исходя из этого, следует внимательно отнестись к мнению отдельных авторов, склонных считать, что в Москве царская чета некоторое время ждала прибытия гроба с телом сына. Однако в таком случае приходится оставить на совести Анри Труайя следующее утверждение: «Вернувшись в Москву с гробом сына, Иван находит силы взять себя в руки. В июне 1553 года Дмитрий похоронен в Архангельском соборе в ногах у своего деда, Великого князя Василия III5-96»14.

С. Ф. Платонов резюмирует события так: «Грозный выздоровел к маю 1553 года, а его маленький сын Дмитрий, ставший предметом дворцовой распри, утонул в июне того же года»15. С ним согласны И. А. Заичкин и И. Н. Почкаев: «Кормилица уронила его (Дмитрия. - Н. Ф.) в реку, когда входила вместе с ним на царское судно для поездки на богомолье»16. Не вносит ясности в рассматриваемый вопрос и Н. М. Карамзин: «Иоанн не испугался пророчества (Максима Грека. - Н. Ф.): поехал в Дмитров, в Пешношский Николаевский монастырь, оттуда на судах реками Яхромою, Дубною, Волгою, Шексною в обитель св. Кирилла и возвратился чрез Ярославль и Ростов в Москву без сына: предсказание Максимово сбылося: Димитрий (...) скончался в дороге»...

1. Скрынников Р. Г. Иван Грозный. М., 1980. С. 50.
2. Труайя Анри. Иван Грозный. М., 2003. С. 89.
3. Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 50.
4. Там же. С. 48.
5. Заичкин И. А., Почкаев И. Н. Русская история. М., 1992. С. 302.
6. Труайя Анри. Указ. соч. С. 92.
7. Горский С. Жены Иоанна Грозного. М., 1912. С. 19.
8. Труайя Анри. Указ. соч. С. 95.
9. Там же. С. 94.
10. Горский С. Указ. соч. С. 19.
11. Там же. С. 20.
12. Труайя Анри. Указ. соч. С. 96.
13. Заичкин И. А., Почкаев И. Н. Указ. соч. С. 302.
14. Труайя Анри. Указ. соч. С. 96.
15. Платонов С. Ф. Иван Грозный. Пг., 1923. С. 94.
16. Заичкин И. А., Почкаев И. Н. Указ. соч. С. 302.

Николай Иванович Филиппов
Москва
Фотографии автора

О Зинаиде Алексеевне Лихачевой

С нашим городом Касимовым, что в Рязанской области, связана судьба члена Союза писателей СССР З. А. Лихачевой (1907-1994), о которой я хочу рассказать читателям «Московского журнала».

Родилась она в Москве. Родителей потеряла, будучи восьмимесячным младенцем, и ее удочерила тетка.

После школы Зина поступила в Государственный институт слова. В пятнадцать лет дебютировала как поэт и была принята в тогдашний (начало 1920-х годов) Всероссийский союз поэтов. Институт окончила в 1935 году, работала художественным руководителем Детского городка Центрального парка культуры и отдыха, занималась с детьми в действовавшей при парке студии. Именно З. А. Лихачевой принадлежит идея создания детских кружков и студий.

Являясь натурой разносторонне одаренной, Зинаида Алексеевна некоторое время брала уроки у скульптора И. Д. Шадра. Впоследствии она участвовала в художественном оформлении сооружений канала имени Москвы (скульптура моряка с девочкой, пускающей кораблик).

Во время репрессий 1930-х годов арестовали мужа Зинаиды Алексеевны, московского архитектора И. Лихачева. В октябре 1936 года за «контрреволюционную агитацию» была арестована и она сама. В камере Бутырской тюрьмы, куда ее поместили, находилось шестьдесят человек. Даже там Зинаиде Алексеевне удалось сохранять присутствие духа. Из своей скудной пайки хлеба она делала кукол и прямо в камере ставила кукольные спектакли. Ее осудили на пять лет и отправили в женский лагерь на Колыму.

В 1941 году Зинаида Алексеевна была амнистирована. Жила в Магадане, работала в Магаданском радиокомитете (отдел детского вещания), заведующей читальным залом библиотеки городского парка, занималась литературной деятельностью. В 1949 году ее в числе прочих членов так называемого «магаданского литературного салона» осудили по статье «антисоветская пропаганда». Вновь лагерь. В 1953 году - досрочное освобождение, в 1956-м - реабилитация. В том же году Зинаида Алексеевна переехала в поселок Сынтул Касимовского района Рязанской области. В 1956 году в Магадане увидела свет ее повесть «Норд». В Магадане же выходят ее детские книжки «Потапка», «Вася Чапаев» (о детстве легендарного героя гражданской войны, в соавторстве с Е. И. Матвеевой), «Танец горностая». В середине 1960-х годов она пишет автобиографическую повесть «Деталь монумента» - о судьбе дважды репрессированной женщины, прошедшей колымские лагеря. Напечатать повесть удалось лишь спустя более четверти века (1988) в литературно-художественном альманахе «На Севере Дальнем»; в марте 1990-го на сцене Магаданского музыкально-драматического театра состоялась премьера поставленного по мотивам повести спектакля.

Последние годы жизни З. А. Лихачевой прошли в Касимове. Скончалась она после продолжительной болезни. Ныне в Касимовской центральной библиотеке имени Л. А. Малюгина есть посвященный ей мемориальный уголок.

Наталья Владимировна Носикова
Город Касимов Рязанской области

Регент Иван Чернов

Мой дедушка (по отцовской линии) Иван Михайлович Чернов родился в 1885 году в городе Павловский Посад Московской области. Отец с матерью, видя, что у ребенка хороший голос и слух, отдали его в церковный хор обучаться пению. После окончания гимназии Иван по рекомендации местного священника поступил в Петербургскую духовную семинарию, где освоил профессию регента и получил направление в Ярославль. В какой церкви он служил, никто уже не помнит. Но известно, что когда отмечали 300-летие дома Романовых и император Николай II посетил Ярославль, Иван Михайлович пел на службе в присутствии императорской семьи.

Потом была революция, ярославский мятеж. Деда с женой и маленьким сыном (моим отцом) чуть не расстреляли; им пришлось бежать в Москву, не взяв ничего из имущества. Устроились в Лосинке (так называли город Бабушкин Московской области рядом с железнодорожной станцией Лосиноостровская), построили дом на улице Уржумской (не знаю, как она тогда называлась). Этот дом N 8 простоял до 1970 года.

Иван Михайлович начал регентовать в Троицкой церкви села Свиблова, а также в Ризположенской церкви села Леоново. Осенью 1918 года от настоятеля Троицкой церкви потребовали составить опись имущества, затем отдать штемпели и печати, позже отобрали деньги - как хранящиеся в банке, так и наличные. Через четыре года, когда происходило изъятие церковных ценностей, из Троицкой церкви взяли 34 фунта серебра, а из Ризположенской - 26 фунтов. В то время все обязаны были работать, в том числе священники и притч. Дед устроился на Ярославскую железную дорогу экономистом.

Ризположенскую церковь несколько раз пытались закрыть: Ростокинская красильная фабрика намеревалась устроить в ее здании клуб. Однако Ростокинский адмотдел фабрике в этом отказал, поскольку церковь была очень маленькой и функции клуба выполнить не могла. Так промыслом Божиим церковь в Леонове осталась и пребывает действующей до сего дня.

Потом деда пригласили в Покровский храм в Медведкове. Иван Михайлович рассказывал, что там имелись иконы древнего итальянского письма, произведения царских иконописцев конца XVII века. Строил храм князь Дмитрий Михайлович Пожарский для своих домашних.

У деда был очень красивый баритон. По семейным преданиям, ему предлагали петь в Большом театре, как и М. Д. Михайлову (бывшему протодьякону), но, в отличие от Михайлова, он отказался.

Дед имел троих детей. Его музыкальные и вокальные способности передались детям - Серафиму Ивановичу (моему отцу) и Владимиру Ивановичу; в детстве они оба пели в церкви. У их родной сестры Галины Ивановны сыновья - профессиональные музыканты: Евгений Васильевич Зуев, преподаватель музыкального училища имени С. С. Прокофьева, является заслуженным работником культуры Московской области, а Геннадий Васильевич Зуев, заведующий отделом народных инструментов старейшей в России детской музыкальной школы N 23 имени А. Н. Скрябина, - заслуженным работником культуры России...

Иван Михайлович Чернов умер в 1938 году. Похоронен на кладбище Покровской церкви в Медведкове.

Наталия Серафимовна Чернова
Москва

Из потомственных кузнецов

В N 10 «Московского журнала» за 2007 год прочитал статью о моем земляке иеромонахе Серафиме (Сергее Ивановиче Стрельникове), которую хочу дополнить рассказом о его детстве и юности.

В «Подворной описи служилых людей Лебедянского уезда» конца XVII века указаны дворы кузнецов Стрельниковых и Волынщиковых (после 1860 года - Волынчиковых): «По скаскам их живут они на оброчных землях, и с тех оброчных земель плотят оброк на Лебедяни, и те оброчные деньги отсылаютца в Розряд. А пашенных земель за ними нет. Да они ж, кузнецы, по указу великих государей и по грамотам и по отпискам из Белагорода делают копьи и бердыши и станки пот пушки акавывают».

Сергей Иванович Стрельников родился и рос в пригородной Кузнецкой слободе (ныне улица Тургенева) неподалеку от нашего двора. Был он ровесником моего отца Василия Михайловича, много рассказывавшего мне об их мальчишеской дружбе.

Учились мальчики в церковноприходской школе Свято-Троицкого монастыря. Любили играть в лапту, чижик (по бедности в играх применялся тряпичный мяч). В большом Кузнецком пруду купали лошадей, мыли овец перед стрижкой. На выгоне у пруда на Масленицу и Пасху проводились кулачные бои Кузнецкой слободы против Монастырской. У Сергея был сильный удар, и монастырские его побаивались.

Ходили Сергей и Василий в Кузнецкий лес (пять верст в один конец) за грибами и орехами. Когда замерзал Кузнецкий пруд и становился Дон, они с другими ребятишками высыпали на лед, прикрутив веревками коньки к валенкам. Катались и на лыжах, выструганных отцами из дуба или ясеня.

У государственных крестьян Стрельниковых семья была большая, много мужских рук, поэтому они успевали работать и в поле, и в кузнице. Из крестьянских дел дети впрягались только в самые тяжелые - вспахать, посеять, хлеб поскорее с поля свезти. Ребята все рослые, буйноволосые, сильные. Выедут в поле и намахивают в несколько крюков, а бабы ржаным рядкам без передыху кланяются, снопы вяжут...

Когда Сергей подрос, начал работать молотобойцем в отцовской кузнице. Был он натурой творческой, мечтательной. Замечали за ним кузнецкие мужики: в поле на меже остановится - и собирает в букет васильки. Дивились ему сильно.

Уехал будущий иеромонах Серафим из Кузнецкой слободы рано - двадцати шести лет отроду. Впоследствии в Кузнецкой слободе гордились тем, что их земляк стал священнослужителем.

Авторы статьи пишут, что дальнейшая судьба иеромонаха Серафима после его ареста в 1930 году неизвестна. Хочется верить (и верится!), что и в жестокой лагерной обстановке он остался несгибаемым исповедником веры Христовой. Знал я в 1938 году, сам находясь тогда за колючей проволокой, другого пастыря - отца Коляду. Неподалеку от лагерного пункта за еловым буреломом были промытые дождями в суглинке большие ямины - ендовы. В них сваливали умерших от истощения и болезней узников. Привезут тела на телеге и сбрасывают, окоченевшие и голые, как бревна. В такой «похоронной» бригаде работал и отец Коляда. Тела он не сбрасывал, бережно укладывал - и отпевал. Конвоиры были далеко, а свои бригадники священника не выдавали... Думаю, подобным же образом вел себя в лагере и иеромонах Серафим...

Николай Васильевич Волынчиков
Город Лебедянь Липецкой области