со всеми живыми существами, с нашими меньшими братьями,
которым Ты дал эту землю как общий дом с нами. Да уразумеем,
что они живут не для нас только, но для себя самих и для Тебя, что
они наслаждаются радостью жизни так же, как и мы, и служат Тебе
на своем месте лучше, чем мы на своем».
Святитель Василий Великий
Статью под таким названием опубликовал в 1913 году Григорий Александрович Кожевников1 - профессор зоологии, теоретик и практик заповедного дела, еще в 1908 году выработавший ключевые тезисы, на основе которых до сих пор строится работа заповедников. Всю жизнь Кожевников искал (и находил) самые разнообразные возможности для расширения и поддержания дела охраны природы, убедительно обосновывая естественность подобной деятельности именно для монастырей.
Но прежде чем обратиться к соображениям профессора Кожевникова, заглянем в еще более далекие времена. История Русской Православной Церкви дает массу иллюстраций к затронутой теме. О доверии, возникающем между животными и монахами, говорят жития святых. Так, к хижине преподобного Сергия Радонежского, подвизавшегося сначала в полном уединении в диком лесу, часто наведывались звери. «Посещали его и медведи. Один медведь целый год приходил к нему, и пустынник делился с ним последним куском хлеба, когда же у него бывал лишь один кусок, он отдавал его медведю, а сам оставался голодным, потому что зверь неразумен и не понимает необходимости терпения и воздержания. (...) Слух пронесся о святом пустыннике, и начали к нему собираться монахи. Собравшаяся братия умоляла святого быть наставником. Монастырь был построен. Сразу за изгородью монастыря шумел тогда нетронутый лес. Здесь люди и природа жили в согласии, следуя примеру святого подвижника». А вот о преподобном Германе Аляскинском: «Около его келии жили горностаи. Эти зверьки отличаются своей пугливостью. Но они прибегали к преподобному Герману и ели из его рук. Видели, как преподобный Герман кормил медведя».
Подобных рассказов в житиях можно найти бесчисленное множество. Для тех, кто верить житиям не склонен, приведем уже абсолютно достоверные исторические факты.
Весьма примечательно и явно не случайно, что часть современных заповедников и национальных парков располагается там, где раньше были священные языческие объекты или угодья православных монастырей. Национальный парк «Святые горы» на месте Святогорского монастыря, заповедник «Малая Сосьва» в священном месте хантов, часть территории заповедника «Лес на Ворскле» на месте Тихвинской девичьей пустыни, одно из лесничеств Кандалакшского заповедника на Айновых островах (Западный Мурман), ранее бывших владениями Трифоно-Печенгского мужского монастыря... И дело не только в чисто территориальном совпадении. Достаточно привести пример Кандалакшского заповедника, созданного в 1932 году для охраны гаги и тем, как ни странно, продолжившего именно монастырские традиции, поскольку до образования заповедника реальная охрана гаги на Белом и Баренцевом морях осуществлялась только Соловецкой (в Онежском заливе) и Трифоно-Печенгской (на Айновых островах) обителями. И надо заметить: невзирая на все успехи, которых достиг заповедник за 70 лет своего существования (а ему удалось добиться того, что на сегодняшний день популяция обыкновенной гаги, живущая здесь, является вполне устойчивой и одной из крупнейших на территории нашей страны), в одном вопросе с монастырями он так и не сравнялся. В монастырских владениях гага практически являлась домашней птицей - было даже создано прекрасное гагачье хозяйство2. А ведь гага - существо весьма пугливое и к соседству с человеком не склонное. После закрытия монастырей наладить подобные тесные «отношения» с гагой ни у кого больше не получилось.
А теперь вернемся в начало ХХ века. Статья профессора Кожевникова базируется на конкретных данных, как сказали бы сегодня, социологического опроса. В начале сентября 1913 года Русский Орнитологический комитет, «озабоченный выяснением вопросов об охране птиц в Российской Империи», разослал обращение к настоятелям православных мужских монастырей «с покорнейшей просьбой не отказать в уведомлении, есть ли (...) в Вашем монастыре угодья, на которых воспрещалась бы охота и ловля птиц, (...) а равно и о том, какое население животными и птицами (...) находится в этих угодьях. Поручая себя молитвам монастыря, Р.О.К. уверен, что с Вашей помощью ему удастся выяснить необходимое для богоугодного дела защиты животного мира и выработать необходимые к тому мероприятия». Ответы были получены на 21 из 46 обращений.
«Расположенные весьма часто в местах глухих и всегда имеющие земельные, в том числе обычно лесные участки, иногда весьма значительной величины, монастыри поставлены в самые благоприятные условия для устройства заповедников. Кроме запрещения охоты, можно было бы подумать и об устройстве на некоторых монастырских участках полных заповедников, в которых и растительный мир оставался бы в неприкосновенности, не подвергаясь хозяйственной эксплуатации», - писал Г. А. Кожевников. Что вполне подтверждалось вышеупомянутыми ответами. Настоятель Соловецкого монастыря (Архангельская губерния): «Хотя во владениях монастыря на островах имеются птицы, как то: куропатки, тетерева, рябчики, но охота и ловля на них никогда не производится». Настоятель Дивногорского монастыря (Воронежская губерния): «Население птиц следующих пород: гуси, утки (разных пород), куропатки, бекасы, вальдшнепы, дупеля и др., и охота на них мною воспрещена во всякое время года». Наместник Веркольского монастыря (Архангельская губерния): «На всех принадлежащих (...) монастырю угодьях охота и ловля птиц безусловно воспрещена. Призывая на столь богоугодное дело Божие благословение, монастырь очень сожалеет, что не может быть чем либо полезным Русскому Орнитологическому комитету». Настоятель Печенгского монастыря: «С 1903 г. монастырскими людьми охраняются от охоты и ловли птиц и разорения гнезд иностранцами и жителями окрестных прибрежных мест в течение вешних и летних месяцев принадлежащие искони Печенгскому монастырю Айновы острова большой и малый». Были, правда и ответы типа «при монастыре никаких угодий, на которых воспрещалась бы охота и ловля птиц, не имеется». Но были и такие: «Монастырю крайне бы желалось воспретить в своих угодьях охоту на птиц, но обитель не имеет возможности осуществить свои пожелания. Поставить охранную стражу нет средств, а словесное запрещение не имеет никакого значения. Привлекать же охотников к суду тоже неудобно для монастыря, ибо камера мирового судьи находится в 90 верстах. (...) Да и не монашеское дело судиться. Соблаговолите уведомить, какие возможно принять меры к охранению птиц, и монастырь с глубочайшей благодарностью воспользуется ими» (настоятель Кожеезерского монастыря Архангельской губернии).
Обсуждая возможность создания своеобразных монастырских заповедников, Кожевников утверждал: «Устройство заповедника вполне согласуется с самой идеей монастыря, для которого общение с нетронутой первобытной природой дает превосходную почву для созерцания и самоуглубления, а хозяйственная эксплуатация природы, наоборот, вводит в круг мирской суеты, от которой бежит монашествующий, соприкасает его с денежными интересами, с вопросами продажи, прибыли, наживы, столь чуждыми идее иночества. (...)Я даже иду далее. Я полагаю, что среди иноков могут найтись такие, которые начнут присматриваться к жизни природы и делать над нею некоторые наблюдения, например, метеорологические, фенологические, т. е. наблюдения над ходом таких явлений, как зацветание и отцветание растений, первое появление некоторых животных после таяния снега и т. п. Знакомство с естествознанием, познание природы не должно никоим образом считаться несовместимым с благочестивой жизнью в монастыре». И это предположение профессора вовсе не являлось абсурдным. Более того, к моменту написания статьи оно уже было подтверждено практикой: среди иноков действительно находились «такие, которые начинали присматриваться к жизни природы и делать над ней наблюдения».
Весьма заметная фигура в истории Соловецкого монастыря - архимандрит Мелетий. Именно на время его настоятельства пришелся расцвет знаменитой Соловецкой биостанции (1881-1898)3. Архимандрит был прекрасно образованным человеком. Он планировал вселение нескольких видов рыб в многочисленные озера Соловецких островов, разрабатывал охранные меры по отношению к гаге и всячески способствовал устройству на территории монастыря биологической станции. Кстати, Мелетий состоял почетным членом Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей.
А вот что рассказывает посетивший в 1909 году владения Трифоно-Печенгского монастыря на Айновых островах Н. В. Пинегин: «Он (монах - А. Г.) знает наперечет все гагачьи гнезда. (...) «Этим время и коротаем; каждый раз, как из избы выйдешь, новую ея пичужью повадку узнаешь; пойдешь по острову, поищешь, нет ли где нового гнездышка у «гакхи»; которая глупая застудит, новых ей от несущейся положишь; каждый раз новый обычай увидишь; верно это, к примеру посмотри, которая знает дело свое: полетела с гнезда напиться или за иным каким делом, сейчас носом пух на яйца напихнет, закроет, значит, чтобы не стыли, и удивляешься, сколько, можно сказать, понятия! - иль посмотрел бы, как тупик нору новую роет; нос, сам видал, как лопата острая; носом копает, а лапами землю выгребает, а другие смотрят кругом - не прорыл бы ихнюю нору, наблюдают за своим добром!»4
Как видим, наблюдательность монаха сделала бы честь хорошему полевому орнитологу. В этом Кожевников оказался прав. Прав он оказался и в прогнозе на будущее: «С ростом городов, с чрезмерным возрастанием в них шума и суеты монастыри должны бежать из городов в глушь, в незаселенные еще дебри лесов, и там, получивши в свое владение большие участки, должны хоть часть их превратить в заповедники, сохраняя для грядущих поколений не только образец благочестивой жизни, но и нетронутую рукой промышленника первобытную природу». Благо, и опыт сохранения первобытной природы для грядущих поколений у монастырей имеется. Н. В. Пинегин свидетельствует о роли в этом важнейшем деле Печенгского монастыря: «Птицы до тех пор, пока не было издано в Норвегии закона, запрещающего истребление гаг, на островах было еще больше, чем в настоящее время; после же издания закона норвежцы стали ездить к нам на Айновы остова и выбивать гаг для пуха, не щадя и яиц. Вскоре жизнь на островах стала вымирать. (...) Печенгский монастырь, восстановленный в начале 80 годов, начал усиленно хлопотать об отводе в его собственность многих незаселенных мест у Мурманского берега, в том числе и Айновых островов, мотивируя последнюю просьбу главным образом тем, что гаги, предоставленные сами себе, уничтожаются без охраны и скоро совершенно исчезнут. Монастырь обещал охранять их от истребления. (...) По Высочайшему указу монастырю были отданы острова. (...) Распуганные гаги только в последние годы начали вновь селиться в более значительных количествах, и с каждым годом более и более»5.
«Специально для устройства заповедников монастыри вполне удобны потому, что являются учреждениями прочно поставленными, обычно солидно обеспеченными и имеющими полные шансы на неопределенно долгое благополучное существование. Идея монашества, удаление от суеты и скверны мирской всегда будет иметь своих приверженцев, так как в основе этой идеи лежит высокий порыв, идеальные стремления к духовному совершенству, которые составляют характерную особенность человека и, надо надеяться, никогда не заглохнут». Так завершает свою статью А. Г. Кожевников. Он ошибался только в одном - в предположении о «неопределенно долгом благополучном существовании» монастырей. В 1913 году, наверное, невозможно было представить, что всего через несколько лет многие обители подвергнутся разграблению и уничтожению. Но в главном предчувствие ученого не обмануло: «идеальные стремления» и «высокие порывы» людей живы и поныне, о чем свидетельствуют факты сегодняшней истории.
В 1980-х годах Харьковская епархия перечислила тысячу рублей в фонд охраны речки Берестовая.
Архиепископ Саратовский Пимен разработал специальную проповедь «Красота природы».
Киевские священники устроили «экологическую тризну» в знак протеста против вырубки местными властями части городского парка.
Пюхтицкий женский православный монастырь в Эстонии выступил в роли спонсора тульской экологической газеты «За выживание».
Свято-Введенский Толгский монастырь осуществляет мероприятия по сохранению кедровой рощи.
В 1996 году Волжско-Камский заповедник и находящийся на его территории монастырь заключили договор о сотрудничестве. Директор заповедника рассказывает: «Взаимосвязь монастыря и заповедника сложилась уже в силу исторических причин. Монастырь немыслим без окружающих его живописных лесов и озер, сохранением которых занимается заповедник. С другой стороны, именно благодаря монастырю уцелели старовозрастные леса, составляющие ядро Раифского участка заповедника. Помимо этого, на современном этапе сложилась общность наших интересов в сохранении и развитии природного и культурного наследия. Настоятель монастыря архимандрит Всеволод является членом Ученого Совета заповедника. Одним из направлений совместной деятельности является подготовка проекта создания Центра природного и культурного наследия. Будем надеяться, что подобные начинания помогут избежать в будущем осквернения и уничтожения храмов, надругательства над Землей и Природой».