Московский журнал | Ю. Сухарев | N 2 - 2006 г. |
Уроки истории
Торки
Со смертью Ярослава Мудрого (1054) Русь разделилась на пять уделов его сыновей, а уже в следующем году на смену печенегам у русских границ появились торки (узы, гузы) - тюркское кочевое племя Приаралья. Прежде они неоднократно выступали союзниками киевских князей, ходили с Владимиром на камских булгар, однако со временем вместе с недобитыми печенегами под давлением более сильных восточных соседей были вынуждены отступать на запад и оказались притиснуты к нашим рубежам. Зажатые между кипчакским "молотом" и русской "наковальней", торки становились опасны.
В 1055 году, говорит "Повесть временных лет", "иде Всеволодъ на Торкы зиме к Воиню и победи Торкы", положив начало столкновениям между прежними союзниками. Силы противника, по-видимому, были невелики. Это известие примечательно как первая со времен похода Игоря на печенегов зафиксированная в источниках наступательная акция русских против кочевников. Хотя поход Всеволода и завершился на границе, реально боевые действия разворачивались уже в лесостепной полосе, а не вблизи княжеских столиц, как это было прежде. Нечто подобное, по-видимому, имело место в 970 году, когда Святослав прогнал печенегов от Киева, однако неизвестно, насколько далеко он их преследовал. То же самое можно сказать и о результатах разгрома в 1036 году. Теперь, очевидно, обладая качественной и многочисленной кавалерией, русские полководцы могли бороться со степняками и на их территории.
В следующей строке "Повести временных лет" речь идет о половцах: те явились к Всеволоду в Переяславль, заключили мир и ушли восвояси. Зачем приходили? Скорее всего, переяславский князь понадобился им как союзник против не сломленных еще торков, продолжавших кочевать поблизости и отныне попадавших в изоляцию.
Следующие пять лет летопись ничего не сообщает о враждебных действиях торков, да и вообще о том, что происходило к югу от русской границы, где, несомненно, не прекращалась ожесточенная борьба народов за жизненное пространство. В 1060 году в нее решили вмешаться трое старших Ярославичей, установивших контроль над всей Русью. Позвав на подмогу Всеслава Полоцкого и "совокупиша вои бещисленны", они двинулись на торков.
Марш совершался традиционным для Киевской Руси комбинированным способом: пехоту перевозили вниз по Днепру в насадах, а берегом шла кавалерия. Однако если ранее практически все русское войско представляло собой десант "речной пехоты", а по берегу двигались кочевые союзники, то на сей раз кавалерия была своя, врагами же стали недавние союзники, вроде бы ничем и не спровоцировавшие столь массированную карательную экспедицию.
Торки не приняли боя и бежали. Поход, по-видимому, состоялся поздней осенью: в летописи говорится, как соседи, до сих пор выполнявшие роль буфера между Русью и половцами, бросали свои стада, жилища и гибли от голода, болезней и наступивших морозов. Половцы, как известно, "отплатили" своим новым союзникам за услугу уже в следующем году. Торки же, по крайней мере, часть их, дорогой печенегов устремились к Дунаю. Там они несколько лет угрожали Византии, а затем приняли имперское подданство и поселились в Македонии.
Указанный эпизод, достаточно необычный, до сих пор не привлекал к себе внимания большинства историков. Даже Л. Н. Гумилев оставил его без комментариев. Торками начинают интересоваться лишь с момента их "воскресения" в качестве федератов русских княжеств. П. П. Толочко в своей специальной работе, посвященной взаимоотношениям Киевской Руси и кочевников, дал вполне традиционное объяснение событиям 1060 года: торки-де все-таки заслуживали наказания, поскольку они "не отказались от грабительских походов на южнорусские земли". Доказать данное утверждению невозможно, как, впрочем, и опровергнуть. В пользу версии Толочко говорит лишь концовка фразы летописца: "Тако Богъ избави хрестьян от поганыхъ" - при этом летопись не приводит ни одного конкретного случая нападения торков. Посмотрим, не окажется ли более уместной иная версия?
При внимательном рассмотрении случай с торками очень напоминает ситуацию, в какую попали сами половцы в 1223 году. Разница здесь, главным образом, лишь в действиях русской стороны, оба раза, кстати, в конечном счете проигравшей.
Существовал ли иной вариант развития событий? Не упустили ли князья возможность объединиться с еще сильными торками против надвигающихся половцев, которые неминуемо должны были превратиться в общего врага? В 1223 году русские выступили против монголов вместе с половцами, справедливо полагая, что те, предоставленные своей судьбе, неминуемо попадут в зависимость и усилят собой армию новых завоевателей. В 1060 году был выбран вариант более жестокий, циничный, но и, как показало дальнейшее, более перспективный. Во всяком случае русские в 1223 году после длительной войны имели, казалось бы, куда больше оснований для подобных, мягко говоря, "превентивных" действий, нежели в 1060-м. Помешали сделать столь же суровый выбор родственные связи с недавними врагами, а также, думается, в полной мере укоренившиеся уже в княжеско-дружинной среде на основе христианских ценностей представления о рыцарской чести. Не исключено и стремление Ярославичей купить расположение новых соседей и "союзников" за счет союзников прежних. Можно предположить даже, что поход предпринимался во исполнение неких условий предшествующего договора с половцами.
В результате какая-то часть торков, оставшихся в степях Северного Причерноморья, капитулировала перед завоевателями и попала в зависимость от половцев. Другие же родовые группы оказались вынужденными перейти на службу к киевским и переяславским князьям и были для прикрытия границы расселены, соответственно, в долине Роси и на пустынных землях между Сулою и Трубежем. Точных указаний о том, когда именно это произошло, источники не содержат. О существовании левобережной группировки федератов становится известно из записи под 1080 годом: "Заратишася Торцы Переяславльстии на Русь". На подавление мятежа Всеволод направил сына Владимира, успешно выполнившего задачу. Определение "переяславские" позволяет считать вероятным наличие в то время и "киевских", а возможно, и "черниговских" торков.
Центром правобережной группировки "своих поганых" стал город Торческ, представлявший собой, судя по археологическим исследованиям, огромный лагерь - временное убежище для кочевников. Здесь, как и в Посулье, известны и небольшие городки-замки феодализирующейся торческой знати: Кульдюрев, Чурнаев и другие. Летом 1093 года правобережные торки отчаянно, но безуспешно защищали свою столицу от половецкого нашествия, что, по-видимому, не позволило тогда половецким ханам приступить к непосредственной осаде Киева. В 1095 году под Переяславлем торки вошли в состав диверсионного отряда, выкравшего из половецкого стана княжича-заложника Святослава Владимировича, а затем уничтожившего половецкого "князя" Китана и его "дружину". Спустя два года торки, берендичи и печенеги называются в числе желанных гостей несчастного Василька Теребовльского. С тех пор правобережные торки обычно упоминаются вместе с берендеями. Отдельные представители этих племен, как можно судить по встречающимся в летописи именам, служили князьям в качестве младших дружинников - отроков.
В 1103 году удачный поход русских на половцев привел к захвату подвластных последним родовых групп торков и печенегов: "И заяша Печенеги и Торъки с вежами. И придоша в Русь с полономъ великим". Зимой 1105 года хан Боняк, напав на пограничье Киевщины, под Зарубом столкнулся с отрядами торков и берендеев и разбил их.
Окончательная консолидация торков под русской властью произошла после очередного успешного похода на половцев. Повторное взятие Ярополком Владимировичем нижнедонских ханских ставок в 1116 году подняло кочевавших в донской пойме торков и печенегов на восстание против половцев. Они "секлись" с завоевателями два дня и две ночи, но не смогли победить и ушли под власть Мономаха - как годом позже и "беловежцы", в которых П. П. Толочко видит тех же торков и печенегов.
Контингент "своих поганых" на Руси теперь был уже столь велик, что в 1120 году. Владимир посылает их в поход на Польшу в качестве самостоятельного войска: "Тогда же посла Володимеръ Андрея с погаными на Ляхы, и повоеваша е". Взаимоотношения киевского князя с новыми вассалами складывались непросто, и уже на следующий год "прогна Володимеръ Береньдичи из Руси, а Торци и Печенези сами бежаша". Бежали, однако, далеко не все, а может быть, и не надолго, ибо в год смерти Владимира Всеволодовича половцы планировали захват левобережных торков под городом Баручем. Попытку эту успешно пресек Ярополк Владимирович.
Торки, вероятно, тогда составляли наиболее многочисленную группу среди служивших Киеву "поганых". Так, в 1128 году, именно торками назван отряд кочевников, участвовавший под командованием воеводы Ивана Войтишича в походе на полочан.
В 1139 году из Венгрии на службу к Ярополку пришли (вернулись?) тридцать тысяч берендеев. Их также расселили в верховьях Росси (здесь под 1177 годом упомянуты "6 городов берендич"), после чего в летописях все "свои поганые" называются собирательно "черными клобуками" по их отличительному признаку - черным папахам ("кара калпак"). Следовательно, в поросском племенном конгломерате торки утратили главенство. В 1151 году в перечне племен черных клобуков они - скорее, в силу традиции - еще стоят первыми, наряду с коуями, берендеями и печенегами, но в дальнейшем этноним "берендичи" существенно преобладает.
В водовороте междукняжеских схваток за Киев черные клобуки выступали всегда единым целым, стараясь как можно реже вступать в междуусобные сражения, избегая оказаться на стороне проигравшего. Слабевшей власти киевского князя, стремившегося принудить их к вассалитетау они противопоставляли союзнические формы отношений и всю свою энергию направляли на борьбу с "наследственным врагом", постоянно участвуя в походах русских князей на половцев и еще чаще - в отражении половецких набегов.
Время показало: лучшая защита от номадов - сами номады. Кочуя по внешней стороне старых владимировых крепостей, они создали буферную зону, довольно надежно прикрывшую земледельческие славянские поселения. С большой долей вероятности можно предположить, что у черных клобуков так же, как и у половцев, существовало выдвинутое в степь сторожевое охранение - "сторожа", располагавшееся обычно на каком-либо естественном рубеже, в одном переходе от основного района кочевий. По всей видимости, таким рубежом на Правобережье являлась река Тясмин, а пространство между Тясмином и Росью представляло собой, говоря языком современного боевого устава, "полосу обеспечения", контролировавшуюся подвижными патрулями. Существование системы охраны и наблюдения за подступами к границе предполагает и существование системы связи и оповещения. О появлении противника предупреждали сигнальными огнями (дымом) и отправкой гонцов - средствами, дожившими до XIX века.
Была ли прикрыта граница в инженерном отношении? Археологи отрицают наличие в XI - начале XIII века таких же оборонительных стен, как во времена Владимира. Ничего не сообщают о проведении фортификационных работ и летописи. Встречающиеся в источниках топонимы "Дверен", "Воротца" как будто содержат в себе намек на проходы в заграждениях, но речь здесь, скорее всего, идет о сооружениях, запирающих переправы и броды на Роси, пути по болотистой пойме - подобное имело место и на Посульской оборонительной линии. С привлечением кочевников к пограничной службе оборона южной границы стала подвижной, гибкой, имеющей в качестве системы укреплений только лагеря (загоны), где торки укрывались от превосходящих сил противника.
Среди имен княжеских воевод того времени в летописях встречается несколько тюркских, по всей вероятности, принадлежавших вождям черных клобуков. Первым по заслугам (числу упоминаний в боевых эпизодах) следует выделить Куньтугдыя, удостоившегося лестных отзывов самого князя Киевского Рюрика Ростиславича: "Бе мужь дерзъ и надобенъ в Руси". Эта плеяда, как можно представить, выполняла особую роль в составе киевского войска, возглавляя отряды легкой конницы, осуществлявшие разведку и перехваты конвоев с полоном на нейтральной полосе.
С шестидесятых годов XII столетия положение торков, берендеев и прочих черных клобуков в Киевской земле меняется. Торческ становится столицей русского удельного княжества с постоянным гарнизоном. Торческая знать переходит на положение вассалов, получающих во владение замки от русского князя. Ополчение черных клобуков превращается в войско удельного княжества. Тюркское население Поросья, живущее рядом с местными славянскими старожилами - "поршанами", христианизируется и оседает на земле. Процесс этот прервало монгольское нашествие.
В отличие от торков Поросья, оставлявших вплоть до начала XIII столетия многочисленные захоронения с комплектами вооружения и конями, торки переяславские археологически почти не известны. Можно предположить, что данная группа довольно быстро была христианизирована и подверглась аккультурации. Левобережные торки не составляли единого массива, располагаясь локально по обширной территории там, где слабозасоленные почвы позволяли заниматься овцеводством.
К северо-востоку от переяславских торков, где-то на рубежах Черниговско-Северской земли, обитала еще одна группа родственных торкам "своих поганых" - черниговские ковуи. О них мы знаем из описания похода Игоря Новгород-Северского. На Левобережье по разу упоминаются турпеи и каепичи (последние - возможно, половцы, перешедшие на русскую службу).
Следы "русских" торков и их родичей сохранились не только на территории современной Украины. Большая группа топонимов (Берендеево и другие) в районе вокруг Переславля Залесского, а также курганные захоронения суздальского Ополья свидетельствуют, что, скорее всего, со времен Юрия Долгорукого в этих местах располагались отряды служилых кочевников, пришедших сюда с юга.