Московский журнал

 Владимир Воропаев

N 2 - 2006 г.


Библиографические заметки и выписки 

А. С. Хомяков: "Церковь одна"

Алексей Степанович Хомяков. Фотография c дагерротипа. Конец 1840 - начало 1850-х годов

С начала 1990-х годов начали переиздаваться историософские и богословские сочинения Алексея Степановича Хомякова (1804-1860) - поэта, публициста, религиозно-философского писателя, одного из идейных вдохновителей славянофильства (М., 1994, СПБ., 1995). Ранее, в 1991 году, был напечатан его трактат "Церковь одна" ("Литературная учеба", N 3) - первое и наиболее яркое богословское произведение Хомякова, где в сжатой, отточенной и образной форме обосновывается учение о единстве и единственности Церкви. В свое время он произвел в свое время большое впечатление на тех, кому автор дал его прочесть под видом якобы случайно обнаруженного сочинения неизвестного греческого православного автора.

Впервые трактат был опубликован уже после смерти Хомякова, в 1864 году, в тринадцатом томе журнала "Православное Обозрение" под названием "О Церкви. Из неизданных сочинений А. С. Хомякова", по рукописи, предоставленной сыном философа Дмитрием Алексеевичем и озаглавленной "Церковь одна"; это название в дальнейшем утвердилось. "Церковь одна" открывает второй том собрания сочинений А. С. Хомякова (Сочинения богословские. Прага, на титуле 1867-й, в действительности - 1868 год), изданного под редакцией ученика и друга Хомякова Юрия Федоровича Самарина - представителя младшего поколения славянофилов. Здесь же появилось и второе название труда: "Опыт катехизического изложения учения о Церкви", уточняющее его характер. Самарин снабдил том обширным предисловием. К распространению в России этот том постановлением Святейшего Синода был разрешен в 1879 году; и первое русское его издание (М., 1880) сопровождалось следующим примечанием: "Неопределенность и неточность встречающихся в нем некоторых выражений произошли от неполучения автором специально-богословского образования". Примечание сохранялось во всех последующих изданиях, включая последнее, одиннадцатое (М., 1918). Однако имеются свидетельства, что трактат одобрил святитель Филарет, митрополит Московский, а Харьковский архиепископ Нектарий дал положительный отзыв о богословских сочинениях Хомякова в целом.

В XX веке "Церковь одна" издавалась неоднократно. В 1926 году философ Лев Карсавин выпустил ее в Берлине со своим предисловием и примечаниями, куда он включил обширные отрывки из других богословских произведений Хомякова, помогающих уяснению "Опыта..." В 1953 и 1975 годах "Церковь одна" выходила в США - оба раза с вышеупомянутым самаринским предисловием. Однако все это в текстологическом отношении не может считаться образцовым, так как за основу здесь бралось издание Самарина (сделанное по рукописи), а последующие перепечатки в собраниях сочинений Хомякова с редакторскими исправлениями.

В 1994 году "Церковь одна" вышла в приложении к журналу "Вопросы философии". Источниками стали две авторизованные копии: одна сделана П. И. Бартеневым, другая - Ю. Ф. Самариным (обе хранятся в Государственном историческом музее в Москве). Поскольку рукопись Самарина отличается большей полнотой и точностью, она и положена в основу публикации. Разночтения приведены в комментариях. Но вот что любопытно. В обеих копиях пропущен текст Никео-Константинопольского символа. В первых изданиях трактата (в "Православном Обозрении" и пражском) содержится текст Символа Веры, где использована грамматическая форма множественного числа - в точном соответствии с установлениями первых четырех Вселенских соборов. Однако в церковной практике с глубокой древности утвердилась форма единственного числа: "Верую...", "Исповедую...", "Чаю...". В собраниях сочинений Хомякова, начиная с 1880 года, Символ Веры приводится в церковно-канонической редакции. Так напечатан он и в издании 1994 года.

Вернемся теперь к истории создания трактата. В краткой преамбуле к нему Ю. Ф. Самарин писал: "Мы не можем определить в точности, к какому году относится этот опыт; но несомненно, что в сороковых годах он уже был написан. А. С. Хомяков долго держал его в портфеле, так что об нем не знал никто; впоследствии он возымел мысль перевести его на греческий язык и напечатать в Афинах, но это предположение не состоялось".

Здесь Самарин допускает по меньшей мере две неточности. Дело в том, что, как сказано выше, Хомяков первоначально выдавал свое произведение за найденную древнюю греческую рукопись, переведенную им на русский язык, - именно в данном качестве он показывал текст друзьям и пытался его напечатать. Самарин не мог не знать этого: ведь как раз к нему и обращено письмо Хомякова 1846 года с просьбой содействовать публикации рукописи в Германии: "Покойный Д. А. Валуев (историк-славянофил и родственник Хомякова. - В. В.) нашел греческую рукопись (кем писанную, греком или другим каким православным, неизвестно), содержащую в себе изложение православного учения, и вез ее в чужие края с намерением напечатать, находя ее весьма примечательною. К ней приделал он маленькое предисловие по-латыни, и вся рукопись составила бы около двух печатных листов. Мы, то есть здешние друзья Валуева, желали бы исполнить его намерение и напечатать рукопись, которая в России может встретить цензурные затруднения, а в Германии может или принести пользу, или по крайней мере обратить на себя внимание".

Петр Бартенев, публикуя это письмо в издаваемом им "Русском Архиве" (1879. Книга 3), сопроводил его следующим комментарием: "Греческая рукопись - мистификация. Дело шло об известном труде Хомякова, напечатанном во втором томе его сочинений под названием "Опыт катехизического изложения учения о Церкви". Впрочем, на рукописи стояло другое название: "Церковь одна". В секрет, кажется, был посвящен только один Валуев; вероятно, он же или кто-нибудь по его заказу перевел ее на греческий язык с целью напечатать в Афинах или за границей. Она несколько времени ходила по рукам в Москве в рукописи с русским текстом, выдаваемым за перевод, и даже самые близкие друзья не знали настоящего автора. Говорят, покойный митрополит Филарет не дался в обман и, признав ее вполне замечательною, выразил, однако же, мнение, что она писана не греком и не лицом духовного звания, а светским (вероятно, по оригинальности некоторых мыслей и по своеобразию приемов, чуждых нашей официальной богословской школе). Впрочем, кажется, через год секрет раскрылся. Причина, почему Хомяков скрывал свое авторство, понятна: ему нужно было узнать мнение свободное от всякого предубеждения в пользу или против его имени, да и не хотелось в дело такого рода вмешивать невольные притязания личности".

Биограф А. С. Хомякова Владимир Завитневич предполагал, что Валуев не только знал подоплеку дела, но до известной степени являлся инициатором написания трактата (как произошло в другом случае, когда он запер Хомякова в комнате и унес с собой ключ, заставив его приступить к созданию "Записок по всемирной истории"). Таким образом, "Церковь одна" датируется концом 1844 - началом 1845 года; во всяком случае, она появилась не позднее конца 1845-го, когда умер Валуев.

В греческом происхождении рукописи были, например, уверены друзья Хомякова Н. В. Гоголь и В. А. Жуковский. И не удивительно. От начала до конца она настолько тонко и последовательно выдержана в "древнем" стиле, что у читателя-знатока, даже убежденного в авторстве Хомякова (в чем не сомневались ни его младшие современники - Самарин, Иван Аксаков и другие, ни философы-богословы XX столетия - В. Зеньковский, Г. Флоровский, И. Андреев), невольно закрадывалась мысль о существовании некоего греческого оригинала.

Весной 1847 года Хомяков, захватив с собой рукопись, едет за границу. Встретившись в Эмсе с Жуковским и Гоголем, знакомит их с нею. План быстрого опубликования трактата не осуществился. По-видимому, друзья решили, что он нуждается в предисловии, которое Хомяков должен написать по возвращении в Россию и переслать Жуковскому. Так и сделали. Жуковский получил рукопись в Бадене через князя Петра Андреевича Вяземского в конце 1847 года, но напечатать ее вновь не удалось. По версии Завитневича, на Западе "Церковь одна" могла произвести эффект только при условии перевода ее на один из европейских языков, что представляло значительные трудности ввиду особого характера текста, крайне лаконичного по языку и требующего специальных богословских знаний. Хомяков же рассчитывал прежде всего на русского читателя; но в России "Церковь одна" в то время не могла увидеть свет из-за того, что написана была светским лицом. В конце концов Хомяков оставил мысль о ее публикации. По-видимому, он пытался предпринять какие-то шаги через святителя Филарета, митрополита Московского, с которым часто общался в начале 1850-х годов по поводу своей известной переписки с англиканским богословом Пальмером, но, очевидно, безуспешно. Впоследствии он сообщал Ивану Аксакову, что многие духовные лица, прочитавшие его "Исповедание" (как называл он свой трактат), "согласились, что оно вполне православно и только к тиснению неудобно или сомнительно". По этой же причине Самарин издал богословские сочинения Хомякова не в России, а за границей.

При жизни автора "Церковь одна" была оценена немногими. В их числе -Гоголь, скорее всего, так и не узнавший, что она написана Хомяковым. В августе 1847 года он извещал своего ближайшего друга графа Александра Петровича Толстого: "Хомяков, между прочим, привез с собой катехизис, отысканный им, на греческом языке в рукописи. Катехизис необыкновенно замечательный. Еще нигде не была доселе так отчетливо и ясно определена Церковь, ее границы, ее пределы".

К мнению Гоголя стоит отнестись с доверием: он был, как известно, весьма начитан в богословской литературе. После его смерти обнаружили тетрадь, куда он собственноручно переписал трактат "Церковь одна", что явилось причиной курьезной ошибки: сочинение приняли за гоголевское. 13 ноября 1895 года известный издатель Адольф Федорович Маркс извещал биографа Гоголя Владимира Шенрока: "Спешу препроводить на Ваше заключение вновь найденную оригинальную рукопись Гоголя под названием "Церковь одна", которую мне предложил приобрести Василий Яковлевич Головня, сын сестры Гоголя, Ольги Васильевны. По словам г. Головни, рукопись эта нигде не была напечатана и представляет большой интерес. Я не успел просмотреть ее, так как г. Головня приехал специально в Петербург для продажи этой рукописи и требует ответа до четверга. За рукопись и право печатания он просит тысячу рублей. Рукопись и это письмо Вы получите завтра, во вторник. Будьте добры сейчас же рассмотреть ее и возвратить в тот же день и никак не позднее среды. Прошу также при возвращении рукописи сообщить мне, насколько она представляет интерес, стоимость ее по Вашему мнению и где можно бы поместить статью эту - в 6 или 7 томе" (НИОР РГБ. Ф. 419, карт. 1, ед. хр. 25).

Перечень хранящихся в Московском Румянцевском музее рукописей Гоголя, помещенный В. И. Шенроком в седьмом томе десятого издания гоголевских сочинений (СПб., 1896), значится и "Церковь одна". Местонахождение тетради в настоящее время неизвестно.

+    +    +

Юрий Самарин все в том же предисловии ко второму тому сочинений Хомякова поставил его в число тех, "кому давалось логическим уяснением той или другой стороны церковного учения одержать для Церкви над тем или другим заблуждением решительную победу". Религиозное мировоззрение Хомякова основывалось не только на глубоком знании святоотеческих писаний, но и на живой горячей вере, на практической жизни в лоне Русской Православной Церкви, "живом средоточинии, из которого исходили и к которому возвращались все его помыслы; он стоял перед ее лицом и по ее закону творил над самим собою внутренний суд". "В нем поэт не мешал философу, и философ не смущал поэта; синтез веры и анализ науки уживались вместе, не нарушая прав друг друга; напротив, в безусловной... полноте своих прав, без борьбы и противоречия, но свободно и вполне примиренные. Он не только не боялся, но признавал обязанностью мужественного разума и мужественной веры спускаться в самые глубочайшие глубины скепсиса, и выносил оттуда свою веру во всей ее цельности и ясной, свободной, какой-то детской простоте" (Иван Аксаков).

Значение А. С. Хомякова состоит не только в том, что он, мирской человек, оказал значительную услугу Русской Православной Церкви в ее самоопределении перед лицом инославия. Его работы представляют собой целый этап в развитии русской религиозной мысли; от него ведет свою родословную новая отечественная философско-богословская школа конца XIX - начала XX века. В нашу эпоху катехизический трактат Хомякова приобретает особую актуальность: он противостоит всем попыткам, с одной стороны, раскола Церкви, с другой, "соединения" якобы разделенных Церквей. Ибо "Церковь одна". И определение "православная" мы прибавляем лишь в силу существования в христианском мире отколовшихся от нее частей. По слову А. С. Хомякова: "Когда исчезнут ложные ученья, не нужно будет и имя Православия; ибо ложного Христианства не будет".