Версии 

Донской поход Владимира Мономаха

Количество научной и популярной литературы, где в той или иной связи упомянут поход Владимира Мономаха 1111 года на половцев - одно из наиболее выдающихся событий русской средневековой военной истории, - огромно. С давних пор трудами академика Б. А. Рыбакова утвердилась определенная интерпретация летописных сведений в части направления движения русских войск в этом походе, априори принимаемая практически всеми исследователями: достаточно назвать таких крупных специалистов, как Р. Г. Скрынников или С. А. Плетнева1. Суть ее сводится к тому, что в общем-то ясное указание источника - "к Донови" следует понимать иначе - "к Донцу", поскольку там, в районе современных Харькова-Изюма-Змиева, находится скопление средневековых городищ, а главное, на карте "Большого чертежу" отмечена речка Сальница.

За последние годы усилиями популяризаторов, в основном авторов книг для детей школьного возраста, о мономаховом походе стало известно действительно многим. Естественно, его события описываются также на основе господствующих ныне в науке представлений. Между тем, по нашему мнению, ставить точку в изучении и оценке тех давних событий еще рано. Ведь, как ни удивительно, поход русских князей на половцев в 1111 году еще никогда со времен В. Н. Татищева специально не исследовался военными историками.

Нам неоднократно доводилось публиковать работы на эту тему и на себе испытать силу и тяжесть сложившейся традиции ее трактовки. Трудно прямо полемизировать по столь "устоявшемуся" вопросу, и тем не менее... Прежде чем приступить к изложению и защите нашей версии, напомним читателю фактологию.

К началу XII века борьба Руси с половцами длилась уже без малого пятьдесят лет - время вполне достаточное для осознания простой истины, что лучшей защитой является нападение. Теперь наконец русские князья смогли объединиться, дабы совместными усилиями вырвать у противника стратегическую инициативу, перенести боевые действия на его территорию.

Новый этап войны предполагал и новые ее формы - походы в степь, предпринимаемые в необычно ранние сроки. Инициативу их организации летописи навсегда закрепили за Владимиром Мономахом. Только авторитет самого доблестного воина среди внуков Ярослава Мудрого мог преодолеть инерцию мышления подавляющего большинства тогдашней военной аристократии, в том числе самого Великого князя Святополка Изяславича.

В марте 1103 года правители Киева и Переяславля удалились на совещание в Долобск - княжескую охотничью ставку на левой луговой стороне Днепра, отрезанную от столицы разливом. Источники ярко, почти с протокольной точностью повествуют, как на этом совещании Владимир Всеволодович убеждал Святополка Киевского и его дружину в правильности своего замысла2. Аргументация Мономаха возобладала, и вскоре семь сильнейших русских князей выступили в поход. Помимо Святополка и Владимира - они наверняка вели все наличные рати киевщины и переяславщины, упомянут Давыд Святославич, располагавший лишь половиной черниговских сил (его брат Олег от похода отказался). Обращает на себя внимание участие полоцкого князя Давыда Всеславича. Кроме них, на половцев двинулись племянник Святополка Вячеслав Ярополчич, княживший тогда в Турово-Пинской земле, внук Игоря Ярославича Мстислав, который, возможно, в то время правил в Смоленске или Владимире Волынском, а также Ярополк Владимирович, второй сын Мономаха, вероятно, успевший уже обзавестись собственной дружиной.

Выступили как на конях, по берегу Днепра, так и в лодьях (пехота), спустившись ниже порогов до Хортицы, и 4 апреля 1103 года на реке Сутине (Молочной), в четырех переходах от места высадки, нанесли половцам неслыханное поражение. Исход битвы в значительной мере предрешили успешные действия русской "сторожи" - древнего аналога разведдозора. Ему удалось "устеречь" вражескую разведку во главе с самым храбрым из половецких вождей Алтунопой и истребить ее целиком. "Ослепленные" таким образом гигантские массы половцев, двигавшиеся огромным фронтом, к моменту столкновения оказались застигнутыми врасплох, не успели перестроиться в боевой порядок и побежали еще до столкновения. Кавалерия объединенного русского войска преследовала их. Было убито двадцать половецких "князей" (то есть беков и султанов, по тюркской титулатуре), включая и самого хана приднепровских половцев Урусобу. Белдюзя же, захватив живьем, казнили за то, что он многократно нарушал свои скрепленные клятвами обещания не воевать с Русью. В руки победителей попало множество пленных, бесчисленные стада и табуны.

Одной из основных половецких группировок был нанесен сокрушительный удар3. Однако успех не закрепили дальнейшими наступательными действиями. В результате мирная передышка оказалась недолгой, а война приняла более напряженный характер. Уже через два года возобновились половецкие набеги на правом берегу Днепра. Их возглавил Боняк, хан правобережного половецкого объединения, чьи силы не пострадали на Сутине. Зимой 1105 года он появился у Заруба, разорив кочевья торков и берендеев, искавших защиты у киевской границы. На следующий год половцы грабили окрестности Заречска. Святополк послал в погоню за ними своих воевод и отбил полон. Весной 1107 года Боняк переправился через Днепр и напал на Переяславское княжество. Летом он, объединившись с Шаруканом (Шарук-ханом) и войсками "иных многих" вождей помельче, осадил крепость Лубен на реке Суле.

Князья выступили на половцев практически в прежнем составе: только вместо Давыда черниговские войска возглавил Олег Святославич, до сих пор пытавшийся сохранить нейтралитет; упомянут Святослав - скорее всего, сын Мономаха.

Утром 12 августа русское войско появилось перед половецким станом и, с ходу форсировав Сулу, атаковало его. О перестроении из походного порядка в боевой, о каком-либо "исполчении", на которое неизбежно пришлось бы потратить время, летопись не говорит. Возможно, развертывание производилось загодя, на подходе к рубежу атаки (реке) под защитой пойменного леса. В условиях почти полностью открытой местности русским военачальникам удалось обеспечить скрытность своих действий. Поскольку на сей раз не сообщается об уничтожении сторожевого охранения противника, остается предположить, что половецкие "сторожа" просто проспали. Застигнутые врасплох кочевники не смогли организовать сопротивления и бросились бежать: "Половци же оужасошася. От страха не возмогоша ни стяга поставити"4. Почти до самого Хорола преследовали их дружины молодых князей. Был убит брат Боняка Таз и захвачены Сугр с братом - предводители донского объединения. Сам Шарукан едва ушел от погони.

Удивляет быстрота, с какой русские оказались под Лубном. Можно думать, что, предвидя вторжение крупных сил половцев или имея сведения о подготовке ими такового, князья загодя скрытно собрали войско под Переяславлем, откуда по первому же сигналу бросили его ночным форсированным маршем через открытое степное пространство между Трубежем и Сулой. Учитывая сказанное, не приходится сомневаться: оно было полностью конным.

Так или иначе, исход боевых действий вновь оказался предопределен просчетами противника в вопросах боевого обеспечения. Ханы, по-видимому, не организовали поиск в направлении Переяславля и не выявили там сосредоточение русских войск. Они даже не выделили отряд для прикрытия переяславской дороги, ограничившись непосредственным охранением своего расположения. В то же время картина боя свидетельствует, что князья полностью владели обстановкой, а это было бы невозможно без искусной и результативной разведки.

После разгрома сразу двух половецких группировок сложились благоприятные условия для перенесения военных действий на территорию противника, но сначала Владимир Мономах и Олег Святославич постарались внести раскол в его ряды - зимой следующего года они отправились в ханские ставки "къ Аепе и другому Аепе и створиша миръ"5, женив своих сыновей Юрия и Святослава на половчанках.

2 декабря 1109 года воевода Дмитр Иворович по приказу Мономаха захватил половецкие вежи "у Дона". Ипатьевская летопись уточняет: "1000 вежь"6. Здесь в летописях впервые упоминается река Дон. Давно, со времен Святослава Игоревича, не заходили сюда русские.

Описанные походы знаменовали начало нового этапа войны с качественно иной тактикой и стратегией: глубокий, несомненно, исключительно конный рейд, совершаемый главным образом с целью оценки передвижения конной колонны на дальнее расстояние, проверки реакции противника (о ней сведений нет) и его способности к ответным действиям, - то, что позднее получило название разведки боем.

Одновременно возникает вопрос: действительно ли к Дону ходил Дмитр Иворович - или же к Донцу? Донец, конечно, ближе, да и численность летучего отряда, посланного в набег переяславским князем, не могла превышать 2-3 тысяч сабель. Учтя мнение Б. А. Рыбакова, что летописцы под Доном подразумевали Донец, оставим пока вопрос открытым.

1110 год. Сообщение о выдвижении войск Святополка, Владимира и Давыда к Воиню - крепости у впадения Сулы в Днепр. Туда же, судя по дополнению Ипатьевской летописи, направлялись и половцы. Противники разошлись без боя. В. Н. Татищев добавляет: удалось достичь только Воиня из-за стужи и падежа коней, ибо случилось это ранней весной7.

Поспешность выступления свидетельствуют о незначительности привлекавшихся сил. Об осаде не упоминается - значит, врага обнаружили еще на подходе. В свою очередь, откат половцев является показателем того, что и они своевременно были предупреждены своей разведкой о приближении русских. Позднее степняки все же сумели переправиться через Сулу и прорваться к Переяславлю, где разорили много сел. Взяли они полон и возле городка Чучина. Стало очевидно: только новый крупномасштабный поход может переломить ситуацию, заставить хищных соседей держаться подальше от границы. Следовало принудить кочевников принять бой в невыгодных для них условиях и нанести им решающие потери. Но как этого добиться?

Источники ничего не сообщают о подготовительных мероприятиях, предшествовавших походу 1111 года - второму масштабному рейду вглубь половецкой территории, носившему демонстративно карательный характер. Известно лишь, что его душой и организатором вновь выступил Владимир Всеволодович и что переговоры со Святополком Изяславичем велись на сей раз зимой в том же Долобске. Нам остается только реконструировать замысел организаторов. Лаврентьевская и Радзивилловская летописи дают идентичное, притом предельно краткое - до схематизма - описание, поэтому обратимся к Ипатьевской летописи8.

Святополк Изяславич Киевский с сыном Ярославом, Владимир Всеволодович Переяславский с сыновьями Мстиславом, Ярополком и Святославом (последние, кроме своих дружин, вполне могли вести отряды из Новгорода и ростово-суздальского Залесья), Давыд Святославич Черниговский с сыном Ростиславом и Давыд Игоревич Волынский выступили еще по снегу, в самом конце зимы. Войска двинулись во второе воскресенье Великого поста - 26 февраля и, миновав Переяславль, в пятницу подошли к Суле. На следующий день - к Хоролу. Здесь из-за распутицы бросили сани, на которых, как до сих пор считали, передвигалась пехота, и в воскресенье прибыли к реке Псел. Совершив переход на реку Голтву, устроили дневку. Весь вторник ждали отставших (пехоту?). В среду увидели перед собой Ворсклу - за ней начинались половецкие владения. Здесь, на краю русской земли, по-видимому, был совершен молебен: "Хрестъ целоваша и възложиша всю надежю на хресть со многими слезами"9. Это, безусловно, не первое в нашей истории богослужение в боевой обстановке, но первое специально упоминаемое летописью.

Во вторник 21 марта, то есть на двенадцатый день по форсировании Ворсклы, войско, "преидоша многие реки", достигло "Донови". Облачились в доспехи, построились в боевой порядок ("полки изрядиша") и направились к Шаруканю - городу-зимовью (зимней ставке) нижнедонской половецкой группировки. Это сообщение интересно еще и следующим: оказывается, рати двигались походным порядком в глубине вражеской территории без доспехов, летом возимых, как известно, на возах. В данном случае, поскольку сани были брошены, доспехи, вероятно, транспортировались во вьюках. То, что войска пересекали половецкую степь налегке, по нашему мнению свидетельствует не о беспечности военачальников, а о наличии высылаемых во все стороны по крайней мере в пределах прямой видимости походных застав, в случае обнаружения серьезной угрозы своевременно сообщивших бы о ней главным силам.

Не доходя до городища, Владимир Мономах "пристави" полки (в части списков вместо "полки" - "попы") и приказал петь тропари и кондаки Честному Кресту и канон Пресвятой Богородице. Очевидно, подобное богослужение, как и предыдущее, могло совершаться только с участием духовных лиц. Таким образом, в этом походе, который Б. А. Рыбаков называет даже "крестовым", мы впервые в отечественной военной истории видим присутствие духовенства - факт, придававший кампании в глазах участников и современников особую значимость общенародного дела, подводивший под нее идеологическое обоснование. Теперь не просто русские шли на иноплеменных грабителей, но христианский народ - на язычников ("поганых").

Подступившее к Шаруканю войско встретила делегация с изъявлением покорности. Князьям поднесли рыбу и вино - отсюда некоторые авторы делают заключение, что оседлую часть населения города составляли христиане, скорее всего аланы. В самом деле, сам Шарукан и прочие половцы вряд ли дожидались русских - при их приближении они должны были покинуть ставку.

Меньше повезло соседней ставке-зимовью - Сугрову. Подойдя к нему на следующий день "въ среду", князья предали его огню - возможно, за попытку сопротивления. Характерно, что о добыче нет упоминаний ни там, ни здесь. Похоже, брать ее просто избегали, стараясь не обременять себя перед грядущими битвами.

На следующий день, в четверг, войско повернуло обратно ("поидоша с Дона") и через один-полтора перехода встретило наконец противника. "А в пятницю, завтра (заутра?) месяца марта в 24 день, собрашася Половцы. Изрядиша Половци полки своя и поидоша к боеви... И бывшю же соступу и брани крепце. И тако побежени бывше иноплеменници, и падоша мнози врази наши супостати предъ Рускыми князи и вои на потоце Дегея"10. В. Н. Татищев, пользовавшийся не дошедшими до нас источниками, приводит следующую диспозицию: в центре - Святополк, на правом фланге - Владимир с сыновьями, на левом - Давыд и прочие. Битва носила упорный характер и длилась до темноты. Русские, одолев, мало брали в плен 11.

Трудно с определенностью локализовать место сражения, особенно если принять за основу вариант "Донца", из-за наличия там множества городищ. Какие из них следует считать Шаруканем и Сугровым? Однако если предположить, что русское войско не свернуло с торной дороги за Ворсклой налево к Донцу, а прошло Залозным шляхом до самого настоящего Дона, к переправе через него в черте современного Ростова, где и находилась в то время по крайней мере одна хорошо известная половецкая ставка-зимовье - Кобяково городище, то на обратном пути (допуская, что шлях отстоял немного дальше от моря, чем показано на схеме К. В. Кудряшова12), на расстоянии несколько более одного дневного перехода оно должно было миновать дефиле шириной всего два километра между долиной реки Тузлов и истоками текущей в Азовское море речки Самбек. Один из них и мог тогда называться Дегеем. Наверняка в те времена речка была полноводнее и весной представляла собой серьезную преграду - временный "поток". Естественен выбор половецкими военачальниками позиции, которую нельзя обойти. Возможно, именно здесь, недалеко от современной слободы Большекрепинской, на расстоянии примерно 50 километров от прежнего Кобякова городища и разыгралась первая битва.

Вероятен и иной вариант. У Татищева нет упоминания о потоке Дегее, зато сказано, что русские после сожжения Сугрова на следующий день, в четверг, снова подступили к Дону, где собралось множество половцев. Князья перед битвой "увещевали" войска13. В данном случае под "Доном" вполне может фигурировать крайний рукав его дельты - Мертвый Донец, к которому подходил Залозный шлях. В древности Мертвый Донец являлся основным руслом. Возможно, его трудно назвать "потоком", зато такая привязка места битвы более соответствует движению по последнему отрезку шляха на схеме из книги К. В. Кудряшова.

Натиск противника удалось отбить, но до победы было еще далеко. Все новые и новые силы половцев поспевали отовсюду. Назревало решающее сражение - именно его искали русские князья. Замысел-то в том и заключался, чтобы в самом средоточии половецких кочевий уязвить противника в сердце, заставить наконец бескомпромиссно сражаться вечно ускользающих степняков, дабы в решающей битве перемолоть их людские ресурсы и устрашить навеки!

Выступать не торопились, ожидая, когда врагов соберется как можно больше. Наутро отпраздновали на месте битвы Благовещение, совпавшее в том году с Лазаревой субботой. Утром в Вербное воскресенье тронулись дальше. В понедельник страстной недели "паки иноплеменницы собраша полки своя многое множество" - их отряды зачернели по степи "яко борове велиции и тмами тмы, и оступиша полкы рускыи"14, смыкаясь со всех сторон. "И поидоша Половецьстии полъци и полъце Русьстеи, и сразишася первое с полкомъ, и тресну яко гром сразившимася челома, и брань бысть люта межи ими и падаху обои. И поступи Володимеръ с полки своими, и Давыдъ, и возревше Половци вдаша плещи свои на бегъ". Произошло это "месяца марта в 27 день... на реце Сальнице"15.

Куда более подробно и эмоционально изложение В. Н. Татищева. Согласно приведенному им "конспекту" исчезнувшей Иоакимовской летописи, наши войска в понедельник выступили и дошли до реки Сальницы, где увидели половцев "как лес". Те предприняли обход, но князья не дали им завершить окружение и атаковали, причем правый фланг под командованием Мономаха вступил в бой первым. В это время с запада надвигалась грозовая туча, и Мономах развернул строй к неприятелю так, чтобы начинающийся ливень бил "с тылу полкам", а половцам в лицо.

Что могла означать подобная перемена фронта? Выходит, Татищев противоречит сам себе? Ведь русские, предположительно, двигались теперь в обратном направлении - на северо-запад, уходя из района половецких придонских зимовий к переправе через Миус в районе современного Матвеева Кургана или (вариант) ближе к морскому побережью, если доверять карте Кудряшова. Развернуть фронт в противоположную сторону лишь из-за того, чтобы дождь не бил в лицо, можно только в условиях уже совершившегося окружения, когда сам по себе выбор направления прорыва не имеет принципиального значения - был бы он только успешным. Из дальнейшего описания следует, что половцы вовремя отреагировали на наш маневр, парировав его выдвижением на это направление своих отборных сил.

Очень долго опрокинуть противника не удавалось, поскольку к половцам все время подходили подкрепления, и "русские стали ослабевать". Появились признаки упадка духа - "был страх велик". Чтобы переломить ситуацию, требовалось поистине титаническое сверхусилие, и его совершил переяславский князь. Увидев святополковы рати "уже мятусчеся", Владимир, "бояся, зане паче ослабеют, взяв сынов своих и неколико от своих войск, въехал в середину половцев перед полками Святополчими, возопя: "Кто Бог велий, яко Бог наш?!" Поруча прежде свои полки Ярополку, сам жестоко начал противных избивать, что видя... все бросились за ним"16. Половцы побежали. По словам Татищева, кочевников пало 10 тысяч, а несколько тысяч их взяли в плен и привели на Русь.

Из этих описаний складывается следующая картина. Когда русское войско, развернувшееся для битвы, достигло места, где его поджидали степняки, те атаковали с необычайной для них решимостью без предварительной перестрелки. В деле сразу же оказались тяжелые копейщики. Произошло фронтальное столкновение огромных конных лавин - по мнению специалистов, случай редкий во все времена. Ожесточеннейшая сеча долго шла без ощутимого перевеса какой-либо из сторон. Тяжелая половецкая конница едва ли значительно уступала русской в качестве вооружения, а слабость своих лошадей, еще не восстановивших силы после зимовки на открытых пастбищах, кочевники компенсировали гигантским численным превосходством. Весы колебались, и в конце концов Владимир Всеволодович, улучив момент, когда половцы на какое-то время отхлынули, ринулся в решительную атаку, поддержанную остальными полками, что и определило успех русских. Опрокинутые половцы, по своему обыкновению, стремились теперь рассеяться по степи, и князья, преследуя их, взяли много трофеев и пленных.

Любопытно, что Лаврентьевская и Радзивилловская летописи сообщают только об одном сражении - в пятницу 24 марта, "помещая" его "на Салне реце" и смешивая две битвы в одну17. Вопреки встречающимся в литературе восторженным и безапелляционным оценкам битвы на Сальнице как полного разгрома половцев, следует признать анализ текста летописной повести не дающим оснований для подобных утверждений. О том, как с других направлений действовали половецкие отряды, традиционно составлявшие крылья бронированного центра, смыкавшиеся в тылу атакуемых, источник не сообщает. Похоже, огромные массы легковооруженных кочевников так и не вступили в дело, рассеявшись после поражения своего отборного отряда18. То, что разгрому подвергся именно отборный половецкий отряд, косвенно подтверждается позднейшим воспоминанием Владимира Мономаха в "Поучении": после боя к нему подвели пятнадцать пленников - все они оказались знатными юношами и были казнены19.

О настоящем разгроме такого противника, как половцы, позволительно говорить только в том случае, если захвачены их вожди, - иначе они имели возможность снова собрать своих рассеявшихся воинов. Не победив в первом же столкновении, степняки неизменно отступали, чтобы увлечь за собой преследователей и, расстроив их ряды, ударить вновь или истребить в перестрелке на скаку. В рассматриваемом случае имен половецких "князей" в числе убитых или пленных мы не встречаем. То есть все они благополучно ретировались, а значит, разгрома не произошло, - пусть половцы и понесли тяжелые потери, впервые проиграв сражение, в котором участвовали всеми своими силами. Безусловно, сильный психологический эффект оказало на них сожжение русскими ханских ставок. Так или иначе, в многолетней войне со Степью наступил перелом, но его требовалось еще закрепить. Сам же Мономах в "Поучении" никак не выделяет поход 1111 года в череде других20. Можно констатировать следующее: тяжелейшую и насущнейшую задачу удалось решить только отчасти. Враг все еще сохранял значительные людские ресурсы. Добиться большего - превращения поражения в разгром - русские были не в состоянии: для этого требовалось пуститься в длительное преследование, опасно распылив силы по степи, усеянной толпами готовых к бою кочевников.

Битва на Сальнице ("Сольне", "Сальне" в разных списках) явилась крупнейшим столкновением русских с половцами - она, вероятно, даже превосходит по масштабам битву с печенегами под Киевом в 1036 году. Недаром гонцы с вестью о победе были отправлены к главам соседних государств, а также в Византию - с тем, чтобы слава о ней распространилась среди всех христианских народов "дондеже и до Рима"21.

До сих пор в литературе не подвергалось сомнению участие в походе 1111 года пехоты. Между тем, в отличие от походов 1060 и 1103 годов, когда пешие спускались по Днепру в лодьях, а затем совершали короткий бросок навстречу врагу, в рассматриваемом случае источники не говорят ничего подобного. Сообщается лишь о санях, везших якобы пехоту до Хорола, однако сани использовались и для транспортировки доспехов, фуража, продовольствия... Ожидали отставших? Но отстать могли и конные отряды - по самым разным причинам. Да, действительно, у летописца всюду - глагол "идти" ("поидоша", "приидоша"), а не "ехать" ("ехаша"). Так ведь автор использует его и при изображении событий 1107 года, в которых была задействована наверняка только конница. Описание же битвы на Сальнице носит отчетливые черты динамичного кавалерийского боя - здесь просто негде поместить пехоту. Во всяком случае, опрокинуть конницу и преследовать отступающих всадников в состоянии исключительно конница.

Исходя из сказанного, приходим к выводу: поход 1111 года представляет собой новую форму вооруженной борьбы на вражеской территории, где пехоте места нет. Ее на полях сражений с половцами мы более не увидим, за исключением 1185 года, когда чрезвычайные обстоятельства заставили конных спешиться. Русская кавалерия наконец-то выросла не просто в самостоятельный, а в господствующий род войск, каковым она была и в остальной Европе.

Важность данного обстоятельства, помимо соображений военного искусства, заключается еще и в том, что именно представление об относительно медленном движении смешанной русской колонны определенным образом повлияло на трактовку ее целей, а следовательно, и ее маршрута - традиция прокладывать его к донецким городищам и в этой связи называть Донец Доном пошла от В. Н. Татищева, первым решившего, что за 12 (или даже 13) дней от Ворсклы до Нижнего Дона не дойти - "далеко!"22 Однако Василий Никитич жил в начале XVIII столетия и, конечно, учитывал опыт крымских походов В. В. Голицына с их архимедлительным "полкохождением". Он был современником Б. К. Миниха и П. П. Ласси, совершавших свои марши на Крым с той же "скоростью воловьей запряжки". О том, что полки Мономаха могли быть полностью конными, Василий Никитич и не мог помышлять: хорошо известно укорененное тогда неверие в способность русских служить в легкой кавалерии, из-за которого гусар и гораздо позже продолжали набирать из балканцев и грузин.

(Кстати, о пехоте. Впоследствии А. В. Суворов вернул ей способность совершать протяженные молниеносные марши - не в пример вышеописанным, которую мы утратили в московский период истории отечественного искусства, но которой наверняка обладали наши предки. И, в отличие от Татищева, Карамзину - современнику огромных переходов суворовских чудо-богатырей - уже не казалось невозможным прошагать от Полтавы до Азова за двенадцать дней.)

Иначе воспользовались высказываниями Татищева советские историки - К. В. Кудряшов и Б. А. Рыбаков. Главный пункт их рассуждений, как и у В. Н. Татищева, - наличие (в прошлом) речки с названием "Сальница" в районе города Изюма, что привязывало к этому пункту походы и Мономаха, и Игоря Новгород-Северского. Раз есть Сальница, и Дон должен быть здесь(!), на месте Донца. В данном вопросе противоположной, то есть аналогичной с нашей, точки зрения придерживается И. П. Сырнев, убедительно доказавший, что Игорь Святославич вел свое войско не на Донец, а действительно "к Дону Великому" (но на юго-восток)23.

Между тем уместно упомянуть и иное написание названия реки, на которой произошло побоище 1111 года, - "Солница", встречающееся в Хлебниковском списке Ипатьевской летописи24. Подобное прочтение сразу переносит нас к соленым берегам Азовского моря. Есть даже мнение, что от Сугрова русские двинулись еще дальше на восток и достигли реки Сал, но принимать его во внимание не приходится, поскольку отсутствуют сведения о переправе через Дон, а кроме того, имеется ясное указание: "поидоша с Дона", то бишь обратно, в направлении Тузлова (что означает "Соленая"!).

Кстати, вспомним: преследовали половцев русские (развернувшиеся от грозы) в восточном направлении. То есть они должны были прижать беглецов к берегам Тузлова - соленой реки! В пользу того, что последний отрезок Залозного шляха пролегал именно по данному водоразделу (где сейчас шоссе), по нашему мнению, говорит отсутствие упоминания в тексте о выходе к морю, ведь на схеме Кудряшова от устья Миуса дорога уже направляется вдоль берега, а о таком факте, как достижение войском "лукоморья", наверняка не умолчали бы участники в своих пересказах летописцу подробностей похода.

Нашей целью не является отыскание конкретного места сражения. За Сальницу (Сольницу) можно принять Тузлов или Миус, где русские должны были оказаться к вечеру воскресенья. Куда важнее определить именно направление движения и район решающих событий. Сделать это оказалось возможным благодаря исследованиям К. В. Кудряшова, реконструировавшего местоположение Залозного шляха и изобразившего его на карте. По мнению исследователя, войско русских князей дошло по шляху только до Ворсклы, а далее свернуло на север к Донцу, в район современного Изюма. До Дона оставалось менее двух третей пути. Кажется, никто после Татищева не удосужился сделать элементарный замер на карте и столь же элементарный расчет, по которому вышло бы, что это всего-навсего 470 километров или чуть больше, с учетом поворотов пути. Разделив найденное расстояние на 12 дней, получаем как раз 12 нормальных сорокакилометровых пеших переходов!

Нам могут возразить: а распутица, а переправы через "многие реки"? За 12 дней в подобных условиях до Дона не дошагаешь. Но ведь, как мы выяснили выше, и не шагали - колонна была чисто конной, передвигавшейся со скоростью не 5, а 7-12 километров в час при суточных переходах 50-55 километров. Конница и реки преодолевает быстрее...

Почему столь очевидных выводов не сделали уважаемые предшественники? Очевидно, их, как и В. Н. Татищева, смутило то, что до переправы через Ворсклу войско двигалось значительно медленнее, чем должно было идти, по нашим расчетам, после, освободившись от обоза. В самом деле: переходы первых дней имели протяженность от одного днепровского порога до другого (25-34 км). Но, во-первых, некоторые отряды, конечно же, опаздывали - ждать эти отряды уже не представлялось возможным, но и отрываться от них было нельзя. Во-вторых, кони после зимнего стойлового содержания поначалу, естественно, не выдерживали длительных нагрузок. В-третьих, движение тормозил санный обоз.

Наконец, почему же именно Дон? И на Донце находилась половецкая группировка. Прежде всего потому, что Донца можно достигнуть за три (до Змиева) или четыре (до Изюма) перехода, более не пересекая никаких рек при движении от Ворсклы водоразделом Мжи и Орели. Однако о торной дороге в том направлении данных нет, в том числе и у К. В. Кудряшова, который здесь противоречит сам себе. Прибавим к сказанному известное изречение Б. А. Рыбакова о возможности для войска преодолевать большие расстояния только по дорогам. К тому же трудно представить наличие в столь опасной близости от русской границы зимних становищ крупнейших половецких группировок.

На наш взгляд, выбор направления к Дону объясняется следующими причинами. Часть половецких орд на тот момент была уже обескровлена нанесенными ударами, другие условно замирены брачными союзами с русскими князьями; сердце же Дикого Поля находилось на Нижнем Дону и на побережье Азовского моря, где археологами зафиксирована максимальная плотность половецких памятников, в том числе и святилищ, приурочиваемых специалистами к местам зимовок. Исходя из последнего фактора, можно предположить, что именно здесь располагались ставки наиболее могущественных ханов, по-видимому, остававшихся и наиболее опасными противниками. Наконец, появление в этом регионе русского войска и разорение ханских ставок должно было безотказно сработать на осуществление главной задачи: собрать против себя всех половцев, сколько их есть от Днестра до Волги, заставить сражаться и нанести им максимальный урон. Как уже отмечалось, полностью выполнить ее не удалось, хотя русские совершили выдающееся ратное деяние. Враг не сломился окончательно, от шока степняки оправились быстро, и уже в 1113 году, сразу после смерти Святополка Изяславича, Аепа и Боняк с крупными силами пытались штурмовать городок Вырь. Таким образом, значение рассмотренного похода заключается не столько в сиюминутном результате, сколько в полученном опыте. В дальнейшем подобные и еще более дальние походы стали повторяться, что в конце концов и заставило половцев бросить насиженные места и искать спасения за Кавказским хребтом, на Балканах, на Яике. Когда же миновала полоса усобиц, практику, начало которой было положено при Мономахе, усовершенствовали последователи его полководческой школы, и она явилась весомым вкладом в русское военное искусство.

1. Скрынников Р. Г. История Российская. М., 1997. С. 89; Плетнева С.А. Половцы. М., 1990.
2. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 1. Лаврентьевская летопись. Л., 1927. Стб. 277.
3. Там же. Стб. 279.
4. Там же. Стб. 282.
5. Там же.
6. ПСРЛ Т. 2. Ипатьевская летопись. М.,1962. Стб. 260.
7. Татищев В. Н. История Российская. Т. 2. М.-Л., 1963. С.126.
8. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 266.
9. Там же.
10. Там же.
11. Татищев В. Н. Указ. соч. С. 126.
12. Кудряшов К. В. Половецкая степь. Очерки исторической географии. М., 1948.
13. Татищев В. Н. Указ. соч. С.126.
14. ПСРЛ.Т. 2 Стб. 266.
15. Там же.
16. Татищев В. Н. Указ. соч. С. 126.
17. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 289; Т. 38. Радзивилловская летопись. М, 1989. С.103.
18. Алланиязов Т. К. Военное дело кочевников Казахстана. Алматы., 1998. С. 67.
19. ПСРЛ. Т.1. Стб. 251.
20. Там же.
21. ПСРЛ.Т. 2. Стб. 266.
22. В. Н. Татищев. Указ. соч.
23. Сырнев И. П. Путь Игоревой рати. М.,1996.
24. Староруськi киiвськi i галицько-волинськi лiтописи: Острозький список (Хлебнiковський) i список Четвертинського (Погодiнський). Украiнський Науковий Iнститут. Harward., 1990. С.124.