В давнюю мою бытность сотрудником Министерства культуры СССР случай свел меня с архитектором-реставратором Петром Дмитриевич Барановским (1892-1990). Ему тогда исполнялось семьдесят лет, и реставрационная мастерская, где он работал, представила его к присвоению почетного звания "Заслуженный деятель искусств РСФСР". Петр Дмитриевич принес в министерство требовавшиеся для этого документы. Старший инспектор отдела кадров, полистав их, безапелляционно заявил:- Какое вам может быть звание? Вы всю жизнь церкви реставрировали.
Петр Дмитриевич безропотно сложил бумаги в потертый портфель с ручкой, оплетенной синей изоляционной лентой, и вышел. Понимая, что прямым заступничеством ничего не добьешься, я побежал за ним в гардероб. Петр Дмитриевич неспешно надевал свой темно-серый демисезон, в котором выглядел скорее мастеровым, чем профессором, выдающимся ученым. Я попросил его отдать бумаги мне. Расчет был простой: мой коллега частенько прихварывал, и я надеялся уладить дело в его отсутствие. Я знал: у П. Д. Барановского много недоброжелателей. Звание ему нужно не "корысти ради", а как щит от несведущих людей, а то и заведомых врагов.
В конце концов звание Петру Дмитриевичу все-таки присвоили. Последние двадцать лет жизни он охотно ставил свою подпись на петициях в защиту памятников Отечества, когда требовался челобитчик высокого ранга.
Несмотря на огромную разницу в возрасте, мы подружились, и я стал бывать у него дома. Жил Барановский с женой Марией Юрьевной в маленькой коммунальной квартире в бывших больничных палатах Новодевичьего монастыря. Марии Юрьевне, известному ученому, знатоку московских некрополей, в 1930-х годах довелось быть секретарем комиссии по переносу могил Н. В. Гоголя, Н. М. Языкова, А. С. Хомякова, С. Т. и К. С. Аксаковых, Д. В. Веневитинова... Это она тогда записала, что корень березы, посаженной над могилой Веневитинова в Симоновом монастыре, пророс через сердце поэта. Она передала в Литературный музей перстень с руки Веневитинова, найденный при раскопках Геркуланума и подаренный Веневитинову Зинаидой Волконской...
В тихой "келье" Барановских мне приходилось слышать немало рассказов из нашей недавней истории, которые я, придя домой, подробно записывал. С годами составилась целая книга, в которую вошли беседы с Барановским, его друзьями и знакомыми - академиком П. Д. Кориным, инженером В. П. Тыдманом, художницей Е. В. Гольдингер, архитектором-реставратором Л. И. Антроповым, известным собирателем Ф. Е. Вишневским. Можно ли забыть, например, рассказ П. Д. Корина о Чудовом монастыре!
Монастырский собор Чуда Архистратига Михаила был сооружен в 1504 году и расписан уникальными фресками. В 1930-х годах Корин с реставратором С. Чураковым участвовал в снятии их со стен для отправки в музей, так как собор в связи с новым строительством подлежал сносу. На эту сложную работу (фрески снимались вместе со штукатуркой) ушло несколько месяцев. И вот однажды в мастерскую Павла Дмитриевича влетел крайне взволнованный Чураков с сообщением, что собор Чудова монастыря взорвали и фрески погибли. Единственным человеком, которому разрешили войти в собор Чуда Архистратига Михаила перед его сносом, был П. Д. Барановский.
- У вас всего три минуты. Берите, что сможете вынести, - сказали ему.
Петр Дмитриевич вынес мощи святителя Алексия, митрополита Московского, находящиеся сейчас в Елоховском соборе и ждущие своего возвращения в Кремль.
* * *
Вспоминаю литературные вечера у П. Д. Барановского. Хозяин читал по памяти большие отрывки из "Слова о законе и благодати митрополита Илариона", "Поучения" Владимира Мономаха, "Слова Кирилла Туровского в новую неделю после Пасхи", "Моления Даниила Заточника". Книгой книг для него было "Слово о полку Игореве", которое он знал наизусть. Чтение Петром Дмитриевичем "Слова..." каждый раз оказывалось откровением.
- Великий княже Всеволоде!.. Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти... Ты бо можеши посуху живыми шереширы стръляти, удалыми сыны Глъбовы.
Петр Дмитриевич, прервавшись, спросил:
- Что такое "шереширы"?
Я ответил, что академик Д. С. Лихачев в своих примечаниях к "Слову..." точного определения не дает. Он лишь предполагает, что "шереширы" происходят от греческого слова, означающего копье.
- Шереширы... Вот, держите. - И Петр Дмитриевич протянул мне маленький, размером с детский кулак, глиняный горшочек с узким коротким горлышком. По словам Барановского, в горшочек заливали специальную горючую смесь и затыкали паклей, затем, вставив в горлышко стрелу, зажигали паклю и стреляли.
- Так это же знаменитый "греческий огонь", которым греки сжигали корабли противников.
- "Греческий огонь", но применяемый "посуху", как сказано в "Слове..." - Петр Дмитриевич положил горшочек на книжную полку, где было еще несколько "шерешир", но другой формы.
- Откуда у вас это?
- Из раскопок. Горшочек, который я вам показывал, найден мною при обследовании фундаментов церкви Михаила Архангела в Смоленске. Церковь, кстати, выстроена по повелению князя Давыда Ростиславича Смоленского, того самого, который упоминается в "Слове...".
Вся "келья" Барановского была заставлена стеллажами с папками: "Шатровое зодчество", "Кавказская Aлбания", "Словарь древнерусских зодчих", "Троице-Сергиева лавра", "Музей под oткрытым небом", "СОПИ" (то есть "Слово о полку Игореве"). Материалы о "Слове..." содержались здесь уникальные. Петр Дмитриевич собирал в основном специальную литературу, где говорилось о памятниках материальной культуры, современных "Слову..." - иконах, фресках, мозаиках, книжных миниатюр, монетах, произведениях прикладного искусства, оружии и, конечно, шедеврах русской архитектуры XII-XIII веков. Для него не составляло труда описать, например, сбрую "борзых коней" дружинников князя Игоря или орнамент на нарядах "красных девок половецких". Нетрудно представить себе его отношение к людям, так или иначе подступавшимся к "Слову..." и не знавшим подобных вещей. Помню, как он испещрил суровыми замечаниями книгу Олжаса Сулейменова "Аз и я", присланную автором в 1975 году с надписью "Петpy Дмитриевичу Барановскому с уважением личности и трудов". Впрочем, казахскому писателю уже за то надо отдать должное, что он хотя бы знал о трудах Барановского, - мне ведь приходилось встречать именитых российских пиитов, и слыхом не слышавших о нем.
Случилось мне однажды быть с ним в Киеве. Вошли в Кирилловскую церковь, где в 1194 году был похоронен один из главных героев "Слова" - Великий князь Святослав.
- Видите, - указал Петр Дмитриевич на фреску, - ангел свивает небо - обе половины... Этот образ, думается, имел в виду и автор "Слова...", когда писал: "О Боян, соловей старого времени! Вот бы ты походы эти воспел... летая умом под облаками, свивал славу обеих половин этого времени..."
* * *
На долю П. Д. Барановского, прожившего долгую жизнь - девяносто два года, выпало нечто подобное: "свивать славу обеих половин" разорванного времени. В 1912 году за проект реставрации собора Болдинского монастыря под Дорогобужем, построенного Федором Конем, выпускник Московского строительно-технического училища двадцатилетний крестьянский сын Петр Барановский получил золотую медаль Русского Археологического общества. Потом была служба помощником архитектора на Тульском чугуноплавильном заводе, в Управлении строительства Среднеазиатской железной дороги в Ашхабаде и одновременно учеба на искусствоведческом факультете Московского археологического института. Не миновала Барановского и первая мировая война - мобилизованный в 3-ю инженерную дружину, он служил начальником команды, строившей укрепления на Западном фронте. В этой должности Петр Дмитриевич встретил Октябрьскую революцию. Почти вся дружина самовольно разъехалась по домам, а он опломбировал склады и охранял их до прибытия представителей советской власти, предотвратив разграбление имущества.
Весной 1918 года Барановский, с золотой медалью окончив институт, получил диплом историка архитектуры и был рекомендован известными учеными В. К. Клейном и В. А. Городцовым для педагогической работы. За несколько месяцев Петр Дмитриевич написал диссертацию о памятниках Болдинского монастыря. Ему присвоили профессорское звание и избрали членом-корреспондентом Всероссийской академии истории материальной культуры (позднее упраздненной).
В конце 1918 года началось восстановление Ярославского Спасо-Преображенского монастыря, пострадавшего во время белоэсеровского мятежа. Шла Гражданская война. Казалось бы, с реставрацией можно и подождать. Однако восстановительные работы начались сразу же после подавления мятежа - ведь это был тот самый монастырь, где нашли "Слово о полку Игореве"! Руководить реставрацией назначили профессора в солдатской шинели П. Д. Барановского. С тех пор он постоянно находился на передовом крае борьбы за спасение и восстановление памятников Отечества.
* * *
Три пуда соли. Именно столько взял ее с собой Барановский, отправляясь в 1921 году в экспедицию по реке Пинеге и ее притокам. Деньги в то время на Севере ничего не значили - раздобыть хлеба, нанять подводу или лодку, рассчитаться с рабочими можно было только солью.
- Дождался я лета, подгадал под очередной отпуск и поехал, - рассказывал Петр Дмитриевич. - Один поехал, как заядлый охотник. Мне предстояло "настрелять" такой "дичи", какой кабинетные специалисты по архитектуре еще и в глаза не видели.
Петр Дмитриевич снял со стеллажа объемистую папку с материалами Выйско-Пинежской экспедиции. Пинега, Вонга, Поча, Чакола, Пиринема, Кеврола, Чухченема, Сура, Выя...
- В то время меня больше всего интересовали деревянные шатровые храмы - своего рода предтечи каменной церкви Вознесения в Коломенском, о которой летописец сказал: "Бе же та церковь вельми чудна высотою, и красотою, и светлостью". В прибрежных пинежских селах оказалось столько церквей "чудных вельми", что я решил пройти по реке до самых верховьев. Приезжаешь в село, а там - две-три шатровые церкви-красавицы, трехэтажные дома-хоромы, мельницы-крепости, и все это шедевры зодчества!
Мы рассматриваем пожелтевшие от времени листы бумаги, на которых вычерчены в масштабе дома и поражающие своим разнообразием резные крылечки - гордость и "визитная карточка" каждого хозяина.
- А вот, - Петр Дмитриевич достает рисунки, - резные украшения колодезных журавлей. Более двух десятков их я тогда зарисовал, и еще столько же коньков крыш.
- А почему на этом конверте стоят три восклицательных знака?
- Здесь Выйский шатровый храм - неповторимое явление во всем мировом деревянном зодчестве. Его уже нет, но точные обмеры у меня сохранились.
Петр Дмитриевич показывает письмо очевидца, на глазах которого храм, простоявший на русской земле три с половиной века, зацепили канатами за главу и повалили в обрыв. Теперь, когда этот уникальный памятник уничтожен, остается надежда на его грядущее воссоздание по материалам Выйско-Пинежской экспедиции.
- Под карнизом кровли была вырезана надпись. Расстояние с земли до нее - около пятнадцати метров. Разобрать буквы я не мог, а прочесть обязательно надо было. Вместе с мужиками пришлось лезть по специальным выступам внутри шатра до самой главы. Там я был обвязан веревкой и через люк, как с горки, спущен по скату шатра. Топором отбил доски с надписью, и меня с ними доставили на землю. А когда снял с надписи прорись, мужики снова меня подняли, и я водрузил доски на место.
Петр Дмитриевич развернул длинное склеенное бумажное полотнище. Любуясь резной надписью, которая сама по себе была произведением искусства, мы прочитали: "Лета 7108 (1600) августа в 6 день поставлен бысть сей храм церковь во имя пророка Ильи при государе царе и великом князе всея Руси Борисе Феодоровиче, сыне его Феодоре и патриархе Иове".
П. Д. Барановский совершил десять экспедиций на Север - по Беломорскому побережью, по Онеге, Северной Двине, Пинеге, в Новгород и его волости, на Соловки, в Карелию. Есть основания предполагать, считал он, что деревянное шатровое зодчество появилось в Древней Руси еще в дохристианскую пору. После крещения Руси сооружения, где помещались языческие жертвенники, очевидно, не всегда уничтожались - достаточно было уничтожить там идолов и освятить помещение. Изображение шатровых церквей встречается с глубокой древности - например, в одной из псковских рукописей XII века и на ряде икон XIV века. На Севере "шатры" были распространены повсеместно от Кольского полуострова до Аляски.
В середине XVII века при патриархе Никоне вышел строгий указ шатровых церквей не строить. Однако северных земель, отдаленных от Москвы, патриарший указ практически не коснулся - там народ вплоть до ХХ века продолжал строить "по пригожеству, как мера и красота скажет".
* * *
На рабочем столе П. Д. Барановского лежал деревянный барельеф шестикрылого Серафима, найденный им на развалинах Болдинского монастыря, - память о музее, который он создал у себя на родине и который погиб в Великую Отечественную войну.
Вырезанные из дерева задумчивые мужики-страдальцы, томящиеся в темницах в ожидании казни и "страждущие Спасителя", крестьянки-Богоматери, грозные воители за добро и справедливость - народные любимцы Николы, торжественные и величественные Саваофы... Барановский одним из первых в стране оценил художественную ценность этого вида народного творчества и начал собирать его образцы в Верхнем Поднепровье. В 1929 году он открыл в Болдинском монастыре Музей русской деревянной скульптуры Смоленщины. Ему помогал этнограф М. И. Погодин - внук историка, профессора Московского университета М. П. Погодина. В квартире Михаила Ивановича в Марьиной Роще висели перешедшие к нему по наследству прижизненный портрет А. С. Пушкина и портрет Н. В. Гоголя - крестного отца Михаила Ивановича - с автографом. В библиотеке хранились редчайшие издания опять же с автографами самых знаменитых российских писателей. Портреты и книги хозяин намеревался передать Литературному музею. Михаилу Ивановичу многим был обязан поэт М. В. Исаковский, которого Погодин отроком привез в Москву и помог получить образование. Кстати, смоляне еще до революции создали в Москве крепкое землячество. Традиция не прервалась и в советское время. М. И. Погодин, М. В. Исаковский, А. Т. Твардовский, С. Т. Коненков, П. Д. Барановский - все они дружили между собой, помогали родной Смоленщине чем могли.
Организованный П. Д. Барановским и М. И. Погодиным музей деревянной скульптуры насчитывал более сотни первоклассных произведений народного искусства. Среди них находились шедевры, восхищавшие самых строгих ценителей - к примеру, таких, как академик С. Т. Коненков. Создатели музея прекрасно понимали, что собранная ими коллекция имеет большое художественное значение. Они начали было готовить книгу о смоленской деревянной скульптуре. В огне войны сгорел и этот замысел, и сам музей. После смерти М. И. Погодина и П. Д. Барановского каталог погибшего собрания поступил в архив Института истории искусств Министерства культуры СССР и ждет своего исследователя.
* * *
"Где хоронить дорогого Петра Дмитриевича?" - так заканчивался текст телеграммы, чуть было не отправленной в Москву летом 1931 года участниками Беломорско-Онежской экспедиции.
Случилось следующее. Экспедиция подходила к концу, времени оставалось мало, а в селе Пияла предстояло еще обмерить, сфотографировать и зарисовать ряд памятников, за судьбу которых Барановский очень боялся - как оказалось впоследствии, не напрасно: большая их часть погибла. Спеша обмерить уникальный пияльский собор, Петр Дмитриевич ради экономии времени пошел не по матицам потолка, а прямо по доскам - и вместе с досками рухнул с десятиметровой высоты, оказавшись погребенным под ними. Завал разобрали и нашли Барановского уже бездыханным. Тогда-то и составили злополучную телеграмму. Но через четыре часа он пришел в сознание. И что же?
- Две недели я пролежал в медпункте села Чекуево, - вспоминал Петр Дмитриевич, - а как стал подниматься с постели, захотел посмотреть, что из древностей осталось в местном закрытом храме. "Сходи, - говорю коллеге, - глянь". А он отвечает: ничего там нет. Тогда поковылял я сам. В храме действительно было пусто. Кругом грязь, птичий помет. Вижу - внизу, под всякой рухлядью - резная доска. Вытащил я ее и ахнул: резная дверь XII века!..
Дверь эта до сих пор находится в музее "Коломенское", организатором и первым директором которого был П. Д. Барановский. Там же можно увидеть дом Петра I из Архангельска, башню Николо-Карельского монастыря с Беломорья, башню Братского острога с Ангары, доставленные и собранные Петром Дмитриевичем. Далеко не все из того, что он смог вывезти из реконструируемого центра Москвы в Коломенское на музейном гужевом транспорте, находится ныне в экспозиции - многое пока лежит в подклети Вознесенской церкви. Ждут своего часа и иконы, собранные Барановским за долгие годы странствований по России, - иконы, на которых имеются изображения памятников архитектуры. Петр Дмитриевич особо ценил две: XV и XVII веков. На той и на другой преподобные Зосима и Савватий держат в руках Соловецкий монастырь. В первом случае монастырь еще деревянный, а во втором - каменный, во всей своей красе и величии. Эти иконы Петр Дмитриевич привез в 1923 году из экспедиции Наркомпроса по передаче зданий Соловецкого монастыря новым хозяевам. Тогда же он выпилил и доставил в Москву часть главных ворот обители с огромным кованым замком.
География экспедиций П. Д. Барановского обширна - от Соловков и до Баку, от Львова и до Иркутска. Не многим меньше, чем на Русский Север, совершил он поездок на Кавказ. Начиная с 1929 года в течение нескольких десятилетий Петр Дмитриевич плодотворно работал над темой "Связи в архитектуре Древней Руси с Кавказом, Византией и балканскими славянами". На территории Кавказской Албании (V-XII века) в Азербайджанской ССР в селе Лекит им был открыт древний базиликальный храм, а в селе Кум - Круглый храм V-VII веков.
В экспедициях он трудился, не покладая рук. Не всякий мог выдержать задаваемые им нагрузки. Архитектор Г. И. Гунькин рассказывал: однажды при обследовании в селе Кум Круглого храма Барановский, чтобы измерить диаметр барабана, словно верхолаз, поднялся туда на веревке и работал до самой ночи. Кончилась еда. Барановский говорит: "Сделаем дело - спустимся, поедим". Проснулись в четыре часа утра, а Петр Дмитриевич уже делает чертежи обмера...
* * *
Неподалеку от центра Москвы на крутом берегу Яузы стоит древний Спасо-Андроников монастырь. В нем жили или бывали многие выдающиеся личности. И все же первым в этом ряду следует назвать преподобного Андрея Рублева, иконописца. Отсюда он уходил в 1405 году расписывать вместе с Феофаном Греком и Прохором с Городца Благовещенский собор Московского Кремля, а тремя годами позже, в мае 1408 года, - Успенский собор во Владимире. В 1420-х годах "андрониковские старцы" Андрей Рублев и Даниил Черный - "мужи в добродетели совершенны" - руководили артелью, работавшей в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры. К этому времени относится создание иконы "Троица", написанной "в похвалу" преподобному Сергию Радонежскому. Последняя работа благодатного мастера, "всех превосходящего в мудрости зелне", - росписи в Андрониковом монастыре. "И подписанием чудным своими руками украсиша о память отец своих... И доныне всеми зрится во славу Христову Богову", - это слово о них современника Рублева Епифания Премудрого.
П. Д. Барановский явился одним из инициаторов создания в Спасо-Андрониковом монастыре музея имени Андрея Рублева, что в середине 1940-х годов представлялось практически невозможным, так как все монастырские строения занимали коммунальные квартиры. Но Петр Дмитриевич со своими единомышленниками (тут прежде всех должен быть назван Давид Ильич Арсенишвили) добился своего: в 1947 году постановлением Совета Министров СССР территорию бывшего Спасо-Андроникова монастыря объявили музеем-заповедником.
Открытие музея имени Андрея Рублева состоялось в 1960 году. Во всем мире тогда праздновалось 600-летие со дня рождения величайшего художника Древней Руси. Среди тех, кто во время церемонии скромно стояли в сторонке от большого начальства, находился Петр Дмитриевич, без которого, пожалуй, музея мы не дождались бы.
* * *
П. Д. Барановский был не просто реставратором, а широко образованным историком культуры. Академик И. Э. Грабарь говорил, что такого архитектора-эрудита нет во всей Европе. При всей обширности своих научных интересов, Петр Дмитриевич особенно выделял для себя эпоху становления русской школы архитектуры, освободившейся от византийского влияния, - та эпоха как раз совпадает со временем создания "Слова о полку Игореве". "Поэтому, - говорил Барановский, - каждый из уцелевших памятников русского зодчества домонгольского периода представляет собой поэму, равную "Слову...", но только сложенную в камне".
По общему признанию, восстановление П. Д. Барановским черниговской церкви Параскевы Пятницы - мировой эталон реставрации. Будучи экспертом Чрезвычайной комиссии по расследованию фашистских злодеяний на временно оккупированных территориях, он вошел в Чернигов с войсками, освободившими город, и на месте этой церкви увидел руины. Перед войной она датировалась XVII веком. Каково же оказалось удивление Петра Дмитриевича, обнаружившего в ее основе древнее здание, сложенное из плоского кирпича - плинфы, употреблявшейся в домонгольскую эпоху! Тогда-то и возникло у Петра Дмитриевича предположение, что церковь современна "Слову о полку Игореве". И он не ошибся.
Реставрация началась еще до окончания войны. Люди в Чернигове обитали в землянках, не хватало кирпича на строительство жилья - и на виду у них поднималось из руин архитектурное чудо. Никто не роптал. Более того, возмущенная толпа однажды привела к Барановскому человека, наворовавшего плинфы, чтобы сложить себе печку...
Имена доморощенных Геростратов у нас, к сожалению, не предаются огласке, но общественность их помнит и давно занесла в позорную летопись. Подобную летопись с конца 1920-х годов вел П. Д. Барановский. Так, в его архиве хранился пожелтевший от времени новогодний номер "Огонька" за 1930 год, на обложке которого главный редактор Михаил Кольцов поместил фотографию взорванного собора Симонова монастыря с подписью, призывающей на месте этого "храма мракобесия" воздвигнуть храм науки и культуры (Дворец культуры автозавода имени Лихачева). Именно "на месте", а не рядом, чтобы старое и новое дополняли друг друга, создавая единый ансамбль, - благо вокруг Симонова монастыря простирались тогда обширные пустыри.
- Когда предложили это Щусеву, - сказал Барановский. - он заявил решительный протест. Вот истинный гражданин Отечества!
Однако нашлись люди, которые согласились строить "на месте", - братья Веснины. Не смутило их и наличие у стен собора старинного некрополя, где покоились многие славные деятели русской культуры. Поступили просто: произвели эксгумацию и перенос некоторых захоронений, все остальные пустили под бульдозер. Могильные плиты пошли в фундамент Дворца культуры. Кстати, братья Веснины в определенном смысле вторили известному французскому архитектору Корбюзье, утверждавшему, что "в Москве все нужно переделать, предварительно все разрушив". Так и действовали. Потому Барановский не уставал повторять своим ученикам: "За памятники Отечества надо стоят насмерть!"
П. Д. Барановский разработал проекты восстановления и восстановил более ста памятников национальной архитектуры. Да как восстановил! "Каждая реставрация Барановского, - писал И. Э. Грабарь, - защита докторской диссертации". Петр Дмитриевич был одним из основоположников советской реставрационной науки. За 70 лет работы в библиотеках и архивах он собрал уникальный материал к "Словарю древнерусских зодчих" - более 1700 имен: труд под стать целому научно-исследовательскому институту.
"За памятники Отечества надо стоять насмерть!" - и он стоял, не боясь говорить правду в глаза кому угодно. В 1930-х годах замахнулись на Василия Блаженного. Петр Дмитриевич имел резкую беседу с Кагановичем, а когда тот не прислушался, послал не менее резкую телеграмму Сталину. Василия Блаженного удалось спасти, но строптивому реставратору это стоило нескольких лет ссылки. Мария Юрьевна рассказывала: "Петр Дмитриевич одно только и успел у меня спросить на свидании перед отправкой: "Снесли?" Я плачу, а сама головой ему киваю: "Целый!"
Свои бойцовские качества Барановский проявил и в разрушенном фашистами Чернигове, явившись на бюро горкома партии с диковинным заявлением о необходимости приспособить один из цехов кирпичного завода для изготовления плинфы, чтобы восстановить какую-то там церквушку. Можете себе представить реакцию членов бюро! Вспоминая тот нелегкий день, Петр Дмитриевич улыбался в свои жесткие усы щеточкой:
- Все-таки я заставил их выслушать меня... В конечном итоге решение было принято. Я добился приема у секретаря ЦК КП Украины и убедил его, что пролетариат нам никогда не простит утраты наших культурных ценностей...
П. Д. Барановский - личность легендарная. Он стоял у истоков создания Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, написав первый проект устава Общества еще тогда, когда об Учредительном съезде энтузиасты только мечтали. Он организовал первый в стране молодежный реставрационный клуб "Родина" и на общественных началах приступил к восстановлению выдающегося памятника древнерусского зодчества - Крутицкого подворья. В возрасте 75 лет он упал с лесов и сломал ребро. Через месяц его снова видели на лесах. Помню, мы разбирали архив, который Петр Дмитриевич передавал в Государственный научно-исследовательский музей имени А. В. Щусева. На одной из фотографий я увидел человека, смотревшегося маленькой точкой на куполе Вознесенской церкви в Коломенском.
- Кто этот верхолаз? - спросил я.
- Как кто? Я, чиню крышу, - ответил Барановский. - А что тут такого? У меня нет страха высоты. Я и сейчас бы туда залез.
И залез бы! Сомневаться не приходится...
Полистав наши сегодняшние газеты и журналы, едва ли в каждом номере можно обнаружить материал о неблагополучной ситуации вокруг того или иного исторического памятника. Список утрат только за последнюю треть века, будь он опубликован, составил бы солидный том. Что же делать? Коллективными жалобами "в инстанции" да негодующими статьями в прессе, как мы убедились, тут не поможешь. Памятники будут исчезать до тех пор, пока мы не возьмемся за дело их спасения всем миром. А примером да послужат нам деяния "гражданина Отечества" Петра Дмитриевича Барановского.
