Учебник истории 

Бородино. 25 августа 1812 года
Продолжение. Начало в 6-м номере Московского журнала

Слова Беннигсена: "Чтобы неприятель мог их (Московское ополчение и корпус Тучкова. - В. Х.) видеть и, опасаясь их нападения, не решился бы направить все свои силы против князя Багратиона", - раскрывают, на наш взгляд, смысл расположения войск на Старой Смоленской дороге. Не случайно Беннигсен, имея целью своей поездки на левый фланг "разместить корпус Тучкова", описывает лишь характер дислокации ополчения, находя в ней особенность, которой дислокация корпуса не обладала: казаться "значительным резервом". Вот именно - казаться, ибо представлять собой полноценный резерв ополчение попросту не могло41.

Во всем остальном различий не было - и Тучков, иополченцы располагались вполне открыто, дабы привлечь к себе внимание неприятеля. Вытекающая отсюда задача для корпуса Тучкова также вполне очевидна: угрожать французам со стороны Старой Смоленской дороги ударом во фланг и тыл (именно об этом пишут все мемуаристы), то есть разделением их сил, и тем самым ослабить натиск на позиции Багратиона42.

Таков в действительности был (или оказался) расчет Кутузова, когда он ставил войска на Старой Смоленской дороге, - вся "скрытность" указанного маневра на деле исчерпывалась лишь удаленным местоположением Московского ополчения, препятствующим противнику распознать истинную суть этой довольно многочисленной рати.

Понятно, что сей факт не соотносится ни с ремаркой Кутузова на кроки Бородинской позиции от 25 августа, ни с написанным впоследствии в "Официальных известиях из армии от 27 августа"43, а затем и в "Истории" Бутурлина44. Последний и объяснил несогласованность предполагаемого и действительного расположения войск на Старой Смоленской дороге действиями Беннигсена, совершенными якобы "по недоразумению" и даже "без ведома главнокомандующего"45. С тем большей легкостью офицер квартирмейстерской части 1-й армии Щербинин свидетельствовал уже как очевидец "о своеволии" и "опрометчивости" Беннигсена"46.

Поразительно, но никому так и не пришло в голову подвергнуть сомнению свидетельство "свитского прапорщика", который почему-то счел себя более осведомленным о намерениях главнокомандующего, нежели "начальник главного штаба при Кутузове"! Ну разве не диво: командир корпуса, поставленного в засаде, не ведает о своей "засадности", а "начальник главного штаба при Кутузове" - о планах главнокомандующего, известных даже прапорщику Щербинину? Неужели тот полагал, что Кутузов не в состоянии изменить свои намерения без предварительного уведомления о том "свитского прапорщика"? Почему он столь категорично исключает возможность "упоминания о распоряжениях касательно Тучкова" в разговоре Кутузова с Беннигсеном после возвращения последнего с левого фланга? Неужели только потому, что об этих распоряжениях ничего не знал Толь? А почему, спрашивается, Толь должен был знать о них? Или вообще знать больше, чем Беннигсен, "начальник главного штаба"? Причина проста: "Карл Федорович как талант собственно военный совершенно равнялся самому Наполеону"; именно Толь - "главная двигательная пружина" кампании 1812 года!47 Вот и вся подоплека этой штабной сплетни.

Возражая Щербинину, обратим внимание на следующее: Кутузову вовсе не "в феврале 1813 года в Калише (...) открылось о своевольном и опрометчивом действии Беннигсена"48 на Старой Смоленской дороге. Главнокомандующий с самого начала был в курсе распоряжений своего начальника штаба. Подтверждение - рапорт Беннигсена Кутузову от сентября 1812 года, где о генерал-квартирмейстере обеих армий М. С. Вистицком говорится: "25-го. Содействовал к расположению войск на новом местоположении, и особенно на левом фланге Московского ополчения и 3-го пехотного корпуса". Кутузов же, что важно, представляет за это Вистицкого к награждению!49

Думается, теперь можно поставить точку в затянувшемся недоумении относительно размещения войск на Старой Смоленской дороге. Принимая во внимание упомянутый рапорт Беннигсена, а также свидетельства Толя, Коновницына, Щербинина, мы вправе заключить: перемещение туда 3-го пехотного корпуса и Московского ополчения произошло только 25-го числа и только под вечер50. А это, в свою очередь, означает: ни о какой "скрытности" в данном случае говорить не приходится!51

Несмотря на всю неожиданность полученного вывода, мы не склонны подозревать Кутузова в сознательной мистификации. Представляется вполне вероятным, что первоначально Кутузов действительно хотел поставить войска на Старой Смоленской дороге скрытно, о чем и сообщал Александру I. Однако после рекогносцировки позиции утром 25-го числа он переменяет свое намерение и совершает этот маневр демонстративно открыто. А может быть, нам и вовсе не следует воспринимать всерьез ремарку Кутузова на кроки Бородинской позиции от 25 августа, учитывая неискренность его отношений с Александром I. Ведь царь, увы, во многом не являлся его единомышленником в той войне...

Прежде чем перейти к дальнейшему, приведем слова Беннигсена, сказанные им в объяснение смысла расположения войск на Старой Смоленской дороге: "Чтобы неприятель мог их видеть". Они доказывают, что передислокация 25-го числа происходила еще засветло, имея целью предупредить решение Наполеона "направить все свои силы против князя Багратиона". То есть утверждение Бутурлина, повторенное затем Щербининым, будто французы только "по разложенным на биваках огнях" узнали о появлении русских на Старой Смоленской дороге и "тотчас переменили свою диспозицию", является домыслом. К тому же нам ничего не известно о второй диспозиции Наполеона. Речь, на наш взгляд, может идти самое большее о разных его приказах от 25 августа: одни отдавались утром на случай нашей атаки, другие - вечером в расчете уже на собственную атаку. Эти последние и сделались известны как диспозиция Наполеона к Бородинскому сражению52. Кроме того, из указания императора Понятовскому во время второй рекогносцировки 25 августа становится ясно: появление русских войск на Старой Смоленской дороге не осталось для Наполеона тайной53. Но любопытнее всего то, что французская историография старается не замечать присутствия там корпуса Тучкова и Московского ополчения, цепляясь за русскую легенду о "засаде" на левом фланге и находя в ней, должно быть, некоторое оправдание неэффективности действий поляков, "вовсе не доставивших тех последствий, которых можно было ожидать от их храбрости и чувств, какие они питали к русским"54. Речь идет еще об одной уловке с целью искажения картины Бородинской битвы. Так, согласно Пеле, время, когда произошло передвижение корпуса Тучкова на Старую Смоленскую дорогу, якобы "не было достаточно определено". "Это случилось, - полагает Пеле, - утром 7-го числа"55. И действительно, из цитируемых им приказов Наполеона, отданных перед Бородинским сражением, отнюдь не вытекает, что Наполеон обнаружил русские войска на Старой Смоленской дороге. Однако здесь Пеле вступает в противоречие с приведенными выше словами Колачковского. А мы, со своей стороны, получаем еще один повод для сомнений в добросовестности свидетельства Пеле.

Не составляет труда развенчать и другой миф французской историографии - о предложении, якобы сделанном Даву Наполеону то ли во время, то ли после рекогносцировки позиции 25-го числа: в ночь перед сражением совершить со значительными силами обход левого фланга Кутузова. Наполеон, говорят, ответил отказом, найдя предложение маршала "слишком рискованным", и этот отказ считается роковой ошибкой, якобы "спасшей русскую армию"56. Но в действительности присутствие наших войск на Старой Смоленской дороге, ставшее для французов очевидным по крайней мере "под вечер" 25 августа, не позволяло осуществить подобный обходной маневр скрытно, а столкновение с русскими на направлении, угрожающем их тылам и коммуникациям, особенно в виду численного превосходства атакующих, делало неизбежным немедленное отступление Кутузова во имя спасения армии57. Тем самым отказ Наполеона от предложения Даву, даже если оно действительно имело место, вполне оправдывался обстоятельствами.

Кульминационным моментом дня 25 августа в стане русских воинов явился молебен перед иконой Смоленской Божией Матери. Время молебна в разных источниках указывается по-разному: от полудня до "после обеда" и даже "перед вечером". Несомненно одно: он должен был иметь место до того, как 3-й пехотный корпус и Московское ополчение передислоцировались на Старую Смоленскую дорогу, принимая во внимание хотя бы тот факт, что икона хранилась в 1-й батарейной роте полковника Глухова из состава 3-го пехотного корпуса58.

Молебен знаменовал собой решительную перемену в умонастроениях солдат. "По занятии позиции 22 августа лагерь представлял из себя обычное явление: все заботились о том или другом; различные впечатления сменялись одно другим; страсти и побуждения не утихали; надежды не останавливались ни на чем положительном. Одни полагали, что мы выждем здесь неприятеля; другие думали, что пойдем еще дальше; даже обычные кружки для карточных схваток были неопределительны. Так продолжалось до полудня 25 августа; тогда уже каждый сознал, что он стал на месте для встречи врага. Торжественное шествие по всему лагерю священнослужителей в полном облачении, с зажженными свечами и с хоругвями, с иконой Смоленской Богоматери, в сопровождении как лунь седого фельдмаршала, генералов Барклая, Багратиона, Беннигсена, Платова, корпусных и других генералов с обнаженными головами внезапно изменило чувства всех и каждого (...) Да! По окончании священной процессии все мечтания, все страсти потухли, всем сделалось легче; все перестали почитать себя земными, отбросили мирские заботы и стали как отшельники, готовые к бою на смерть (...) Душевное спокойствие водворилось в каждом. Раз обрекли себя на гибель, никто уже не думал о следующем дне"59.

Наполеон наблюдал "необычное движение", происходившее в русском лагере. "Хорошо, - сказал якобы он сопровождающим лицам, - они теперь заняты пасквилями и не улизнут снова от нас!"60

Наверное, ничто не обнаруживает различия в духе и мотивации противников к сражению разительнее, чем вызванные молебном у русских и у французов чувства. "Прочитав слова, обращенные к обеим армиям, обоим народам, - пишет Пеле, - потомство может оценить их нравственные качества и правоту каждой стороны"61. Единственное известное нам обращение к войскам Кутузова приведено выше62. Теперь дадим возможность высказаться неприятелю. Пеле: "Шестого числа русский генерал приказал раздать своим войскам с излишеством продовольствия и крепкие напитки. Окруженный попами, несущими мощи, выдаваемые за чудодейственные, он в торжественном ходе следует по лагерям. В армии, в Москве, всюду слышится (...) язык самого грубого суеверия. Во зло употребляют имя Божие, связывая его с распрями, вызванными людьми"63.

Это еще мягко сказано. Вот что пишет Сегюр: "В середине (...) дня Наполеон заметил во враждебном лагере необычайное движение; действительно, вся русская армия стояла под ружьем. Кутузов, окруженный церковной и военной пышностью, двигался посреди нее (...) Духовенство шло впереди, неся священные изображения и во главе всего святую икону, бывшую заступницей Смоленска". Кутузов, по словам Сегюра, "обратился к набожности и патриотизму, составлявшим прирожденные свойства этого слишком грубого народа, которому знакомы были лишь одни ощущения, что делало его тем более опасным противником". (...) Русские солдаты повиновались не рассуждая, рабство замкнуло их в тесный круг, и все их чувства были сведены к небольшому количеству незначительных потребностей, стремлений и мыслей; кроме того, не имея возможности сравнивать себя с другими народами, они были самонадеянны и доверчивы в силу своего невежества; в своем почитании икон они были идолопоклонниками настолько, насколько могут быть ими христиане, ибо из этой религии духа, всецело нравственной и отвлеченной, они сделали нечто вещественное, материальное, чтобы подчинить ее своему убогому и недалекому пониманию". Французы же, не в пример русским, "искали подкрепления в самих себе, будучи уверены, что истинные силы и воинство небесное скрываются в человеческом сердце"64.

Рапп: "Унас не было ни проповедников, ни пророков, (...) но мы несли наследие долгой славы; мы должны были решить, кто должен установить законы для мира: либо татары, либо мы"65.

Снова вступает в разговор Пеле:

"Две первые армии в мире готовились оспаривать скипетр Европы. С одной стороны были двадцать лет триумфов, искусство и привычка к войне, превосходная организация, храбрость блестящая и просвещенная, доверие, основанное на постоянных победах, пылкость, которую одна смерть могла остановить. С другой стороны - желание восстановить старинную известность и заставить забыть многочисленные неудачи, преданность слепая и храбрость бездейственная, страдательное повиновение, выработанное железной дисциплиной, наконец, решимость умереть скорее, чем уступить. Увлеченная любовью к славе столь далеко от отечества, которое она желает прославить, французская армия спокойна, полагаясь на одного человека. Армия древних скифов защищает землю, на которой она родилась, и свои храмы - единственный очаг, который рабство позволяет ей знать. В наших рядах каждый принимает участие в делах, рассуждает, соображает, предвидит; каждый составляет свой план, по счастливому выражению наших храбрых солдат. Нет унтер-офицера, который не мог бы командовать своей ротой; нет подпоручика, неспособного вести свой батальон. Во всех родах оружия находятся офицеры высоких достоинств, готовые заместить всякое место. Посреди противной армии между племенами дикими и полуазиатскими ордами, которые отчасти входят в ее состав, рабски исполняют полученное приказание: там мало искусства у начальников и понятливости у солдат. Все чины плохо заняты и еще труднее замещаются: каждая смерть, каждая рана производят пустоту. Выдвигается ли какой-либо талант, это иностранец, и по одному этому он подозрителен и даже внушает отвращение. Должно также сказать, что между этими офицерами отличались многие французы, изгнанные из отечества несчастиями наших старых времен и которым русские обязаны большей частью своих успехов. Таким образом, французов встречаешь всюду, где только предстоит приобрести какую-либо славу"66.

Все это, кстати, писалось французскими мемуаристами вовсе не накануне Бородинского сражения, как может показаться, а много позже - в 1820-е и даже

1830-е годы, когда результат давно уже был известен: "древние скифы", "племена дикие", "полуазиатские орды" полностью уничтожили Великую армию, вошли в Париж и положила конец владычеству Наполеона. Но "избранники европейской образованности" (выражение Пеле) отнюдь не вразумились! Они так и остались при своем злополучном и гибельном убеждении в собственном превосходстве! Нужно ли удивляться тому, что французская историография до сих пор открещивается от правды Бородинского сражения? Можно ли ожидать от нее хоть какой-то объективности?

41. На эти слова мы обращаем внимание тех исследователей, которые тщатся "увеличить" численность русской армии за счет "мужицкой рати", т. е. ополчения, и тем уравнять силы противников при Бородине. Правдой является то, что ополчение не являлось полноценным войском, а регулярная армия Кутузова насчитывала на 30 тысяч человек меньше, чем армия Наполеона, о чем необходимо помнить, оценивая итог Бородинской битвы.
42. Мысль, почти открыто высказанная Кутузовым в представлении к награждению генерал-лейтенанта Багговута, сменившего во время сражения Тучкова: "Когда неприятель обратил большую часть войск своих на наш левый фланг, тогда для подкрепления оного с двумя корпусами отправлен был генерал-лейтенант Багговут, который, прибыв в назначенное ему место, не только удержал предназначенную ему позицию, но распоряжениями своими и маневрами разделяя внимание неприятеля и обратив часть оного на себя, не только отразил нападение его, но прогонял вне его дистанции до самой ночи" (Список генералов, отличившихся в сражении 24, 26 августа // Бородино. Документальная хроника. С. 267).
43. "Чтоб еще лучше обеспечить оборону слабого пункта позиции, генерал-лейтенант Тучков с 3-м корпусом и частью Московского ополчения был размещен в засаде за кустарником на крайнем левом фланге, имея приказ действовать по Старой Смоленской дороге на правый фланг и тыл французов тотчас же, как они начнут атаковать и будут пытаться обойти наш левый фланг" (Бородино. Документы... С.112). В отечественной литературе сложилось ошибочное мнение, будто "Официальные известия..." исходят из штаб-квартиры Кутузова. В действительности данный документ (на французском языке!) создан в Петербурге гораздо позднее обозначенной в нем даты и является продуктом пропагандистской войны между Наполеоном и Александром I. Мы не сомневаемся в том, что "Официальные известия из армии от 27 августа" являются репликой на 18-й бюллетень Великой армии - едва ли более правдивое сообщение о Бородинском сражении.
44. "3-й пехотный корпус, составлявший часть резерва Первой армии, получил от Кутузова, 24-го числа ввечеру, повеление следовать на левый фланг 2-й армии, дабы прикрывать ее от усилившегося на Старой Смоленской дороге неприятеля. Кутузов приказал как сей корпус, так и Московское ополчение скрытно поставить в засаде, в густых кустарниках и позади высокого кургана, находящегося близ д. Утицы, с тем намерением, чтобы внезапно ударить в тыл неприятеля, когда сей будет обходить левый фланг 2-й армии" (Бутурлин Д. П. История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812-м году. Ч.1. СПб., 1837. С. 259).
45. "К несчастью, по недоразумению 3-й пехотный корпус без ведома Главнокомандующего переведен был генералом Беннигсеном перед курганом к д. Утице; а неприятель, узнав о его присутствии в сем месте по разложенным на биваках огням, тотчас переменил свою диспозицию к нападению, и корпус Понятовского, имевший сперва назначение обходить через кустарник левый фланг 2-й армии, получил приказание действовать против корпуса Тучкова 1-го" (Бутурлин Д. П. Указ. соч. С. 259).
46. Свидетельство Щербинина - главный аргумент в пользу виновности Беннигсена - относится ко времени после 1851 г., что, на наш взгляд, не могло не сказаться на его достоверности. Тон в нем задает следующее утверждение: уже "при занятии позиции при Бородине" Кутузов намеревался устроить французам засаду на Старой Смоленской дороге. "Когда неприятель, - якобы делится фельдмаршал своими соображениями с неким "капитаном инженерным по фамилии, кажется, Фелькер", - употребит в дело последние резервы свои на левый фланг Багратиона, то я пущу ему скрытое войско во фланг и тыл". То есть Кутузов уже наперед знает, что объектом нападения будет его левый фланг, который окажется настолько силен, что Наполеон "употребит в дело последние резервы свои". "Итак, - делает вывод Щербинин, - 3-й корпус и Московское ополчение поставлены в засаде". Далее он пишет: "Августа 25-го готовились мы к генеральному сражению. Я употребил целый день в разъездах по позиции, чтобы ознакомиться с местоположением. Под вечер приближался я к левому флангу князя Багратиона. Меня догнали Беннигсен и граф Ожаровский, находившийся при главной квартире во все время кампании. Они ехали в крытых дрожках. Я последовал за ними. Миновав конечность левого фланга, мы нашли ведеты егерей наших под командою полковника Вуича, который, подошед к Беннигсену, с большим жаром объяснял ему, что бригада его поставлена на жертву, что пространство, разделяющее левый фланг от отряда, состоявшего из 3-го корпуса и ополчения, столь велико, что неприятель в оное бросится массами и истребит бригаду. Беннигсен поехал к отряду Тучкова и велел ему двинуться, чтобы стать ближе к левому флангу Багратиона. Тучков возражал, что пространство, которое ему в таком случае занять бы должно, составляет отклон горы, с вершины коей неприятелю легко действовать к истреблению корпуса его; о назначении же оставаться скрытно от неприятеля он не заметил Беннигсену, вероятно, потому, что сам не ведал плана главнокомандующего. Беннигсен повторил с досадою приказание. Тучков тотчас начал выдвигать 3-й корпус. Я не мог воображать, чтобы Беннигсену, начальнику главного штаба при Кутузове, не было известно о плане, о котором знал я, свитский прапорщик. Я полагал, что Кутузов отменил прежний план. Я тем более в этом удостоверился, когда, проводив Беннигсена обратно в главную квартиру, находившуюся в деревне Горках позади села Бородина, увидел, как он вошел в избу, занятую Кутузовым. Кто мог воображать, что между ними не будет упоминаемо о распоряжениях Беннигсена касательно Тучкова!" (Записки Щербинина // Харкевич В. 1812 год в дневниках, записках и воспоминаниях современников. Вып.1. Вильна, 1900. С. 14-18). Упоминаемый в тексте полковник Н. В. Вуич командовал егерской бригадой (19-й и 40-й полки) 24-й пехотной дивизии 1-й армии - они располагались близ (севернее) Центрального кургана. Поэтому, если Беннигсен с кем и мог разговаривать, то только с полковником А. В. Воейковым, командовавшим егерской бригадой (49-й и 50-й полки) 27-й пехотной дивизии. Именно эти полки охраняли лес на оконечности левого фланга 2-й армии.
47. Там же. С. 52.
48 . Там же. С.16-17.
49. Бородино. Документальная хроника. С. 271, 272-273.
50. В. Афанасьев, историограф Павловского гренадерского полка (входил в состав 1-й гренадерской дивизии 3-го пехотного корпуса Тучкова) пишет, что означенный корпус по приказанию Беннигсена был переведен из своего расположения "в версте позади д. Семеновской" на Старую Смоленскую дорогу только "25-го вечером" и оказался позади (восточнее) д. Утицы, "на поляне, окруженной со всех сторон кустарниками и лесом" (она хорошо показана на плане Пресса, Шеврие и Беньо): в первых двух линиях - 3-я пехотная дивизия, за ней, также в двух линиях, - 1-я гренадерская; "бородатые ратники Московского ополчения (...) стояли позади за большим курганом" (Афанасьев В. Павловцы на Бородинском поле 26 августа 1812 года. М.,1912. С. 19, 22-24). Бутурлин уточняет: "Московское ополчение поставлено было в 2-х верстах за гренадерскою дивизией"; за курганом же находилась одна ополченская дружина (Бутурлин Д. П. Указ. соч. С. 259). Принц Евгений Вюртембергский отводит ополчению место "на высоте между Утицей и Псаревым" ( Воспоминания принца Евгения Вюртембергского. С.73). Добавим к сказанному свидетельство подпоручика 50-го егерского полка Андреева: "Московское ополчение стояло в колонне сзади нас на горе" (Воспоминания Н. И. Андреева // Русский архив.1879. Кн. 3. С.193), а также поручика Симбирского пехотного полка Душенкевича: "В последних линиях, на высотах резерва, вдали видны нам были новые колонны Московского ополчения, к армии прибывшие" (Душенкевич Д. В. Из моих воспоминаний от 1812 года до [1815 года] // 1812 год в воспоминаниях современников. М., 1995. С. 113-114). Все это позволяет нам заключить, что ополчение было поставлено у верховья Семеновского оврага, несколько севернее Старой Смоленской дороги.
51. Отсутствие каких-либо доказательств "тайности" рассматриваемого маневра привело некоторых исследователей к мысли, что "в расчеты первых историков Бородина входило скрыть все, что так или иначе выясняло вопрос о месте расположения (войск на Старой Смоленской дороге. - В. Х.) и о задаче неудавшейся "засады" (Геруа А. Бородино (по новым данным). СПб., 1912. С. 32).
52. См. сноску 25.
53. "Обозрев местность, Наполеон дал Понятовскому указание, заключавшееся в том, чтобы повернуть снова на Старую Смоленскую дорогу, оттеснить левое крыло противника на возвышенности за Утицей и стараться выйти ему во фланг и тыл" (Воспоминания Колачковского // Варшавский военный журнал. 1899. N 9. С. 874).
54. Пеле Ж. - Ж. Указ. соч. С.76.
55. Там же. С. 68.
56. Существует даже мнение, что Наполеон отверг предложение Даву из ревности к военному таланту маршала. Мы считаем это утверждение нелепым: Наполеон не ведал чувства ревности; и сам он, и все его современники сознавали, что на поле боя ему не было равных.
57. Вспомним в данной связи хотя бы слова Кутузова в письме к Александру I от 23 августа: "Но ежели он (неприятель. - В. Х.), найдя мою позицию крепкою, маневрировать станет по другим дорогам, ведущим к Москве, тогда не ручаюся, что, может быть, должен итти и стать позади Можайска, где все сии дороги сходятся" (Бородино. Документы... С. 64).
58. Участники сражения свидетельствуют, что икона "была носима по полкам" армии. Представляется поэтому не вполне реалистичной ситуация, при которой икона сначала отправляется на оконечность левого фланга позиции, к Утице, а затем на крайний пункт правого фланга, к Маслово. Кроме того, некоторые говорят о начале молебна утром 25 числа: "Россияне начали приготовляться к падению за Отечество молитвою, утро было проведено в церковной палатке, поставленной в центре армии, в слушании литургии и в знаменовании в чудотворный образ Божией Матери Смоленской, и почти до вечера входило к ней на поклонение все воинство". Мешетич Г. П. Исторические записки войны россиян с французами и двадцатью племенами 1812, 1813, 1814 и 1815 годов // 1812 год. Воспоминания воинов русской армии. М.,1991. С. 46). "24-го числа (очевидно, все-таки 25-го. - В. Х.) поутру во всех полках служили молебны; налои заменены были пирамидами, составленными из барабанов, на коих поставили образа. Сто тысяч человек войска при распущенных знаменах с коленопреклонением усердно молились о помощи для истребления врагов отечества. Чувство любви к отечеству было в то время развито во всех сословиях" (Муравьев Н. Н. Записки // Русские мемуары. Избранные страницы. 1800-1825 гг. М., 1989. С.109-110). Другие увязывают время молебна непосредственно с рекогносцировкой Кутузова. Например, Душенкевич: "К нам тихо подъехал в сюртуке и белой фуражке заслуженный, которого мы еще ни разу не видели, старец со всею своею свитою; он поздоровался тоном отеческим и ласково сказал: "Ребята, сегодня придется вам защищать землю родную; надо служить верою и правдою до последней капли крови; каждый полк будет употреблен в дело; вас будут сменять, как часовых, чрез каждые два часа; я надеюсь на вас, Бог нам да поможет! Отслужить молебен" (Душенкевич Д. В. Указ. соч. С. 114.). Или Глинка: "Кутузов велел пронести икону Смоленской Божией Матери по всей линии. Это живо напомнило приготовления к Куликовской битве. Кутузов, окруженный штабом, встретил икону и поклонился ей до земли" (Глинка Ф. Н. Указ. соч. С. 39).
59. Липранди И. П. 50-летие Бородинской битвы. М., 1867. С. IV-V.
60. Земцов В. Н. Указ. соч. С. 93. Более известны другие слова Наполеона, сказанные подчиненным по поводу молебна русской армии: "Они надеются на Бога, а я надеюсь на вас!" - их сообщил французский офицер, взятый в плен лейб-гвардейцами Финляндского полка 26 августа (Гулевич С. А. История лейб-гвардии Финляндского полка. Т.1. СПб., 1906. С. 207).
61. Пеле Ж. - Ж.. Указ. соч. С. 61.
62. См. сноску 58. Его приводит Михайловский-Данилевский и при этом подчеркивает: "Кутузов не отдал никакого приказа, каким обыкновенно предваряют войска о сражении" (Михайловский-Данилевский А. И. Описание Отечественной войны в 1812 году. Ч. 2. СПб., 1839. С. 228.)
63. Пеле Ж. - Ж. Указ. соч. С. 61-62.
64. Сегюр. Указ. соч. С.17-18.
65. Земцов В. Н. Указ. соч. С. 93-94.
66. Пеле Ж. - Ж. Указ. соч. С. 60.