Московский журнал | М. Литов | N 3 - 2005 г. |
Исторический портрет
Митрополит Платон (Левшин)
Современный вид Свято-Троицкая Сергиева Лавра приобрела на рубеже ХVIII-ХIХ веков, когда ее архимандритом был митрополит Платон (в миру Петр Левшин). В своей "Автобиографии, или записке о жизни Платона, митрополита Московского", он пишет о себе (в третьем лице): "Родился 1737 года июня 29 дня - дня, посвященного празднованию первоверховных апостолов Петра и Павла, при самом восходе солнечном, и в самый тот час, когда отец его, по должности своей причетнической, ударил в колокол к утренней службе и, услышав в ту же минуту, что родился ему сей сын, оставил звон, потек от радости узреть родившегося". Произошло это в селе Чашинкове, располагавшемся в 40 верстах от Москвы, где, как мы видели, отец будущего митрополита, человек "свойства горячего, но простосердечного и откровенного", служил причетником и откуда впоследствии, уже став священником, перебрался в село Глухово Клинского уезда. 
Освоивший дома на шестом году жизни грамоту, Петр поступил в Московскую Славяно-греко-латинскую академию, где "изучился (...) в две недели читать и писать по-латыни. Потом переведен в Фару, или низший грамматический класс, где, быв год, переведен в Грамматику, по прошествии года, в Синтаксиму, или высший грамматический класс, чрез год в Пиитику; по прошествии года в Риторику, где, быв два года, переведен в Философию, а чрез два года уже и в Богословию. (...) Притом обучился сам собою Географии, а знание Истории приобрел чрез всю жизнь, и не было для него приятнее упражнения, как чтение Истории: всей вообще и отечественной". Сообщает о себе митрополит, вспоминая юность, и то, что "был он нрава веселого, словоохотливого, любил свои разговоры прикрашивать шутливыми или забавными словами; и в разговоре своем всем всегда нравился, и находили все удовольствие его слушать или с ним разговаривать, тем более что и красота лица, и написанная на нем живо невинность и непорочность нравов каждого привлекали". В 1757 году Петра Левшина определяют учителем пиитики и греческого языка в Академии, заодно возложив на него обязанность "толковать Катехизис публично по воскресным дням в собрании Академии и всех со стороны всякого состояния людей, для слушания приходящих". Довольные юным толкователем слушатели провозгласили его "апостолом Московским". Вскоре последовало приглашение от архимандрита Троице-Сергиевой Лавры Гедеона занять должность учителя риторики в тамошней семинарии. "Петр, в сходственность всегдашнего своего желания, без уныния, с радостию пострижен в Лавре августа 14 дня 1758 года, на 21-м году от рождения, бывшим тогда наместником, что ныне митрополит Новгородский, Гавриилом, и поименован Платоном", - говорится в "Автобиографии". Впоследствии на вопрос Екатерины II, избравшей Платона учителем своего сына, почему он жизни в миру предпочел монашескую стезю, прозвучал такой ответ: "По особой любви к просвещению". Отметим тут же, что результатами занятий с цесаревичем стало опубликование в 1765 году книжки под названием "Православное учение, или сокращенное христианское Богословие" - по существу, первый опыт изложения богословской системы на русском языке. На русский же язык он упорно стремился перевести преподавание в семинариях, что было для ХVII столетия вопросом отнюдь не праздным. Латинский и греческий преобладали, и обучение наукам на русском оставалось чуть ли не мечтой, в глазах некоторых даже и опасной. Между тем, проповедуя по-русски и заботясь о введении русской грамматики и риторики в младших классах семинарии, Платон в то же время одобрял перевод его "уроков" на латынь для преподавания в тех же семинариях. Особенно отмечавшаяся многими противоречивость его титанической натуры сказалась во время пребывания архиепископом в Твери, где он, обнаружив преподавание богословия на русском языке, тотчас же отменил его, восстановив латынь.
Пользовавшийся расположением императрицы Платон впал в некоторую немилость у ее сына и своего ученика Павла I, когда тот вступил на престол. Митрополиту не по душе пришелся заведенный императором обычай награждать духовных лиц орденами, равно как удивлялся он и тому, что при вступлении на престол Павел пожаловал архиереям звание кавалеров. Да и в целом Платон не отличался спокойным и покладистым нравом. Будучи в 1763-1774 годах придворным проповедником, он дерзко обличал присущее первым лицам империи вольнодумие, одновременно проповедуя цесаревичу необходимость восходить на "внутренний крест". И эта проповедь являлась, по сути, его концепцией императорской власти. "Внутренний крест" олицетворяет высший союз Бога и человека, и к тем, кто облечен царской властью, требования в духовном отношении должны предъявляться гораздо более высокие, чем к простым смертным. Позднее, в послании к Александру I по поводу Тильзитского мира, Платон предостерегал императора от соблазна устроения светской империи, ведущего к уничтожению "всех средств к возвышению души человеческой". Немало смелых высказываний и в "Речи по совершении священного Коронования Императора Александра Павловича", говоренной Платоном в Кремле 16 сентября 1801 года. Обещая вступающему на престол государю поддержку ангелов Божьих, он в то же время предупреждает, что вместе с ними "не усумнятся предстать и духи злобы. Отважатся окрест престола Твоего пресмыкатися и ласкательство, и клевета, и пронырство со всем своим злым порождением, и дерзнуть подумать, что якобы под видом раболепности можно им возобладать Твоею прозорливостью. Откроет безобразную главу свою мздоимство и лицеприятие, стремясь превратить весы правосудия. Появится бесстыдство и роскошь со всеми видами нечистоты, к нарушению святости супружеств и к пожертвованию всего единой плоти и крови, в праздности и суете". Многие опасались, что после такой речи, да еще в присутствии императрицы, Платону грозит опала, смутился и впал в некоторое беспокойство и сам митрополит. Но его, напротив, наградили украшенным алмазами наперсным крестом, а речь по высочайшему повелению перевели на ряд европейских языков. Отклики из-за рубежа не замедлили последовать. Так, префект Верхне-Альпийского департамента Ладусет направил Платону письмо (от 21 плювиоза 11 года республики Франция) под названием "Похвала старости", рассказывая в нем, как он, обратив "мысленные взоры к стране, близлежащей к исходищу древнего Борисфена", узрел там патриарха, начертывающего государю круг его обязанностей. Пламенный француз с восторгом уверял: этот патриарх "не смертный уже более; он несется превыше Александра и Его Престола".
С 1766 года и до самой своей смерти в 1812 году Платон - архимандрит Лавры. За этот срок там построили Каличью башню и Митрополичьи покои с вензелем "П. Л." на фасаде, украсили колокольню. При нем процветала лаврская семинария, по ее образцу он создал еще одну семинарию в Вифании - излюбленном своем детище, которое известный религиозный писатель Андрей Муравьев назвал "вечерним приютом митрополита Платона". Поскольку ныне мы лишены возможности полюбоваться Спасо-Вифанским монастырем, основанным митрополитом в 1783 году, остается привести его описание из книги Муравьева "Путешествие по святым местам русским". "Все носит в Вифании отпечаток его (Платона. - М. Л.) оригинального ума, начиная с самого имени обители, напоминающей Никонов Иерусалим. Внутреннее устройство церкви еще замечательнее. На месте иконостаса представляется каменная гора, покрытая мохом, с крутою тропинкою на ее вершину. Это Фавор, и на нем стоит алтарь Преображения; внизу, как бы в Лазаревой пещере, другой малый престол, самая Вифания, и подле в темном вертепе гроб основателя Платона". Добавим, что позже его тело перенесли в лаврскую Духовскую церковь.
В Тверь Платона отправили - с оставлением в должности архимандрита Лавры - в 1770 году, за два года до того определив в члены Синода, где он, как говорится в "Автобиографии", "в производстве дел не взирал (...) ни на сильные лица, ни на просьбы, ни на слезы, коли то находил с справедливостию несообразным и с расстройством общего порядка паствы". О тверской семинарии "возымел он усердное старание", и если она раньше на свое содержание получала 800 рублей год, то стала получать 2000 после обращенных Платоном к императрице просьб о прибавке. Украсил он и тверской кафедральный собор, "внутри подмазал, и весь живописным хорошим искусством расписал, сделал новые хоры; иконостас привел в порядок, престол возобновил и потом освятил, к удовольствию своему и общему всех". В 1775 году императрица распорядилась перевести Платона в Московскую епархию - опять же с оставлением в должности архимандрита Лавры, и он "не только восплакал, но и возрыдал, не только ему не хотелось оставить Твери, но и боялся Москвы, зная ее многолюдство и знатность жителей; не только воображал умножение забот, но и боялся своего собственного нрава, и зная и привыкши другим не ласкать, а поступать единственно по собственному беспристрастному разумению и по уверению незазорной совести, несмотря ни на кого и ни на что, думал чрез то много навлечь на себе недоброжелателей". Попытки его отговориться от опасной епархии успеха не имели, и он был провозглашен Московским архиепископом. В Москве Платон "перевел бесчестный Крестец, который состоял в том, что у Спасских ворот всегда собиралось попов по 10, по 20, по 30, бродяги из разных епархий, отрешенные от мест, а иные и запрещенные, и нанимались служить обедни при разных церквах за малейшую цену. (...) Также Платон уменьшил число домовых церквей и бывших при некоторых приходских церквах викарных попов. Ибо от сего (...) происходили великие бесчинства и команде многие затруднения; а по уменьшении сего уменьшились и соблазны. (...) Священники приходские стали в большем уважении, и содержанием довольны". Число учеников Московской Академии Платон довел до 1000, для бедных учинил особую бурсу, а в Перервинском монастыре, обнаружив "доходы немалые, издерживаемые едва на что полезное и между рук уходящие", устроил училище, содержавшееся за счет монастырских доходов и вскоре начавшее производить "успешных учеников и добрых священников".
Имея "особливую охоту к строениям", Платон в 1782 году приступил к совершению "новых, но удовольственных трудов": имеется в виду Вифания, "прежде названная от него пустынью, а после учрежденная Государем Императором Павлом I второклассным монастырем". В день, когда Платону исполнилось 50 лет, его провозгласили митрополитом, а вскоре он, "имея в виду устроенное в Вифании спокойное уединение", просит императрицу об увольнении от епархии и оставлении при Лавре. Императрица отвечает, что он и так может жить в Лавре сколько ему заблагорассудится, и довольный митрополит покидает Москву с намерением пребывать "в Лавре зимою, а летом в Вифании".
В 1805 году "покрыть помог Бог медными листами позолоченными кровлю Троицкого собора, и с алтарем; также и на Никоновской церкви и главу, и кровлю, и алтарь; а в следующем, 1806 году покрыта также и большая глава на Успенском соборе, а над воротами на Предтеченской церкви глава и кровелька на фонаре также покрыты". В 1807 году "начал в Лавре и оставшиеся на Успенском соборе четыре главы украшать медными позлащенными листами, не сплошь, но наподобие звезд, - что дай Бог совершить. Да в том же году июля 8 дня заложил каменную церковь в Махринском, приписанном к Лавре монастыре, вместо прежней в ветхость пришедшей, бывшей строения царя Ивана Васильевича". В 1809 году "сделал сень серебряную на столпах в Троицком соборе, что обошлось в двадцать тысяч рублей. Теперь делаются хоругви в Троицкий собор, шитые и редкие; дай Бог окончить! Впрочем, здоровье митрополита час от часу хуже становится". В 1811 году, за год до смерти, Платона наконец освободили от епархии, и "с сего времени митрополит занимался одним почти хозяйствованием в Лавре и Вифании скоро печальная весть о наглом и коварном вторжении в пределы Земли Российской неприятеля, по собственному его признанию, очень расстроила здоровье его; впрочем, не так, чтобы совершенно лишить сродного ему присутствия духа".
Окончание "Автобиографии" Платон уже диктовал наместнику Лавры Самуилу. Митрополит немного не дожил до бегства наполеоновских войск из Москвы.
Г. В. Флоровский в книге "Пути русского богословия" пишет, что в образе Платона "сгустились и отразились все противоречия и недоумения эпохи". Но прежде всего, наверное, следовало бы отметить уникальность фигуры Платона для истории нашей Церкви. Он жил тогда, когда русское духовенство - и речь прежде всего о духовенстве белом, приходском - только начинало по-настоящему осознавать себя пастырями народными. Именно Платоном, практически "новым человеком" среди иерархов того времени, сделано очень много для вывода духовенства из состояния, в котором оно почти не отличалось от самых бесправных слоев населения. Еще в ХVIII столетии, не говоря о веках более древних, путешествие архиерея по своей епархии означало разорение для большинства сельских священников, ибо сопровождалось узаконенными поборами. Желающему занять священническое место предстояло буквально просочиться сквозь густое решето всевозможных взяток. Духовенство облагали налогами и приказы, и консистории, батюшку могли подвергнуть телесным наказаниям и в духовном ведомстве, и в светской конторе. Причем "высеченный плетьми священник или дьякон, - пишет профессор Казанской духовной академии П. В. Знаменский в книге "Приходское духовенство в России со времени реформы Петра", впервые изданной в 1873 году, - вовсе не считался опозоренным и как ни в чем не бывало отправлялся в свой приход продолжать свое служение". В той же книге рассказывается об Устюжском епископе середины ХVIII столетия Варлааме: "При нем построено было архиерейское село Богородское с архиерейской дачей и прудами, которые своими излучинами изображали буквы "ЕВ" (епископ Варлаам); предание говорит, что эти затейливые пруды были вырыты не руками наемников и архиерейских крестьян, а руками провинившихся духовных лиц, и что от этой работы, которую духовенство называло египетскою, не освобождались ни молодые, ни старики".
Наверное, уже в бытность свою "апостолом Московским" Платон более или менее ясно сознавал надобность придания священническому служению его истинного значения. Впоследствии, по словам Знаменского, он "старался развить в духовенстве сознание личного достоинства, благородное честолюбие и известного рода сановитость во всем поведении, отстранить его от слишком близких связей с подлыми людьми и ввести в круг благородных людей. С тою же целью начальствующим лицам он предписывал обращаться с подчиненным им духовенством без унижения последнего. В то же время для возбуждения благородного честолюбия и соревнования между духовенством митрополит старался строго наблюдать степени почета среди духовных лиц, всегда отличая священников ученых от неученых, заслуженных - от незаслуженных, штрафованных - от нештрафованных, требовал, чтобы во время служения и в других случаях священнослужители занимали определенные места предстояния и председания соответственно своим достоинствам".
Что же касается противоречивости натуры Платона, подчеркиваемой Г. В. Флоровским (на наш взгляд, чрезмерно эстетизировавшим и, если можно так выразиться, "культурологизировавшим" историю русского богословия и нередко судившим о нем сплеча. - Ред.), - да, и у него слова порой расходились с делом - вполне, впрочем,в духе времени, когда екатерининские вельможи, по-европейски вольнодумствуя, продолжали обращаться со своими крепостными хуже, чем со скотом. Так, Платон, заступник белого духовенства, не мог примириться с получением митры духовником императрицы протоиереем Иоанном Памфиловым, а когда подобная награда при Павле была узаконена, писал преосвященному Амвросию (Подобедову): "О, если бы при помощи Божией вы сделали то, чтобы ни одному протопопу не давали носить митру. Эта новость, ежели будет введена в церковную иерархию, будет соблазном для одних, в других возбудит честолюбие и много другого, что ниспровергнет богоучрежденный порядок". Тому же протоиерею Иоанну Памфилову протоиерей кремлевского Архангельского собора Петр Алексеев жаловался в письме, что Платон его постоянно обижает и преследует. Например, когда он, Петр Алексеев, подошел к митрополиту под благословение, тот, "держа в шуице трость, десницею же ухватя за левый рукав моей рясы и обратя меня лицом к северным алтарным дверям, толкнул, сказав: "Вот твоя должность - идти предо мною". Протоиерей смиренно пошел, но Платон, тем не удовлетворившись, "еще на паперти остановяся, при восследующем за ним народе кричал на меня, выговаривая таким образом: меня-де консистористы везде встречают, а ты для чего не встретил меня давеча? На что я с подобающим благоговением отвечал: не было доселе такого обыкновения, чтобы встречать не служащего архиерея, а ежели угодно вашему преосвященству и то учредить, я буду повиноваться".
Как бы там ни было, Платон "конгениально прожил свою внешнюю жизнь, создав из нее подлинно апостольский шедевр "распятия миром" (Гал. 6, 14; здесь и далее цитируется предисловие к сборнику избранных трудов митрополита Платона "Из глубины воззвах к тебе, Господи", изданному в Москве в 1996 году; оттуда же взяты и иллюстрации). Сама отмеченная выше противоречивость есть лишь мирская проекция стремления "распнуть на "внешнем кресте" свою (...) судьбу, чтобы явить истории антиномический, но воистину христианский пример [синтеза] аскетического нестяжательства и иосифлянского властелина". Не забудем и о том, что "вокруг этого московского пастыря выросла целая плеяда "ученых монахов" - таких, как митрополит Амвросий (Подобедов), архиепископ Августин (Виноградский), святитель Филарет (Дроздов) и многие другие".